В один прекрасный весенний день, в дверях комнаты сна одного из детских приютов вышла улыбающаяся пара — папа с дочкой. Полчаса назад они не знали о существовании друг друга, а сейчас же были самыми счастливыми людьми на свете.
Подойдя к регистрационной, он с гордостью представил дежурной няне свой паспорт и она сделала у себя в журнале какие-то записи. Девочка улыбалась так, словно ей подарили куклу, о которой она долго мечтала, а Омид был похож на жениха, с трепетом стоящего у порога новой жизни. Он еще раз напомнил о том, чтобы сладости, книжки и игрушки детям раздали бы так, чтобы не сбивать их распорядок дня.
Няня же все кивала и кивала. Глядя в ее покрасневшие глаза, можно было подумать, что на ее сердце все же нашелся один незадетый кусочек, по которому прошла и закровоточила новая рана.
— Кстати, — понизив голос, спросила она, — будет ли у девочки мама? Было бы хорошо, если…
— Это уж как судьба решит, — улыбаясь ответил Омид.
— Судьба? Нет уж, давайте решайте сами. Иначе… иначе я воспрепятствую вашему решению, — начала было она создавать новую проблему. — По правде говоря, в действительности, я хочу помогать таким, как Джуди, а здесь я практически не в состоянии сделать что-либо, что действительно поможет хоть одному из них. Я могу рассказывать им сказки, читать книжки, одевать, кормить, играть с ними, но все они продолжают оставаться теми, кем они сейчас являются. Поэтому я сердечно требую, чтобы Джуди познала, что такое Детство.
Омид немного помолчал.
«Говори правду!» — снова услышал он внутри себя тот самый голос.
— Я просто очень боюсь совершить одну единственную ошибку: я боюсь… найти не того человека. Или может правильней будет сказать, я боюсь не найти того человека, которого мне нужно найти… нет, не так…
Растерянно качнув головой, он глубоко вздохнул.
— Ну, вы поняли…
Помолчала и няня, а после сказала:
— А вы не бойтесь, — и, едва заметно улыбнувшись, добавила: — Ну, вы поняли.
По дороге из приюта, в очередной раз обернувшись на него, Омид спросил у Джуди:
— Эй, послушай, а почему ты не спала, когда я пришел?
— Я спала. А когда я услышала голос, который меня разбудил, я проснулась и увидела тебя, как ты ходишь по комнате и как смотришь на всех нас, — отчиталась она.
— Голос? — удивленно переспросил Омид. — А что он говорил?
— Не он, а она, и не говорила, она пела песенку.
— Песенку? Как интересно! — задумался Омид, а потом взял да и спросил: — А кто это был?
— Мисс Энни, — ответила она, кивнув в сторону приюта.
— Энни…
Произнеся это имя, Омид еще раз обернулся на невзрачное здание детского приюта, ставшее для него чуть ли не самым важным в мире, в котором он раньше никогда не был, и которое оказалось концом его страшного блудного пути. В то же самое время здесь начиналась его новая жизнь, у истоков которой стояла женщина, жемчужин слез которой он сейчас видеть никак не мог. Но он видел ее сердце, и он знал ее имя, которое давало ответы на все вопросы, которые могли бы возникнуть в течение всей его оставшейся счастливой жизни.»
— Конец, — провозгласила Я'эль, последней из всех опустив на колени свою папку с текстом.
Глава 19. Комментарии
Повисшая в воздухе тишина быстро начала сказываться на душевном равновесии Филиппа. Он занервничал, но терпеливо ждал реакции.
— Комментарии? — спросила Здоровая Дерзость, покосившись на коллег.
— Так вот что он там вырезал-добавлял сегодня! — кивал Большой Страх, сводя все нити воедино. — Ну-ну, посмотрим, как он дальше-то будет.
— Я понимаю, что по объему у меня перебор, — тихо заговорил Филипп, — но бывают же пьесы в двух действиях, и в трех, и в… Можно, конечно же, поработать над сокращением чего-то, но, в конце-то концов, я представил вам то, что накапливалось во мне все это время, и я вложил в эту работу всего себя.
Голос его начал обретать силу, а слово стало убеждать.
— Теперь у нас есть заготовка того, что мы представим на суд зрителей как наш первый спектакль. Очень скоро с вашей помощью эта заготовка будет оттесана, выровнена, отшлифована, отполирована и сыграна вами, друзья мои, — сказал он, оглядев его коллег по читке его «Притчи…». — И вы, мои друзья, — обратился он к сидящим в быстро обретающем свой обновленный вид зале, — не стесняйтесь говорить мне в лицо все, что вы сочтете стоящим того. Критика на этом этапе будет спасительна, и я вам доверяю. Это словно если бы я пришел со своей душевной болью к любому из вас, поделился бы ей и испросил совета и помощи. Не дали бы вы мне ее в тот же час? Не поддержали бы, если б почувствовали, что я в этом нуждаюсь, и не посоветовали бы отделаться от того, что может навредить? Несомненно, вы бы так и поступили. Сейчас мы все — и я сам в первую очередь — словно нагие, стоим перед вами. Приоденьте-ка нас, ладно?
— Ну, насчет одежды… — заговорил первым Марк Эго, не скрывая улыбки. — Я только что закончил просмотр фильма, и я вживую увидел все костюмы перед глазами. Они готовы, нужно их только пошить.