– Володя, слушай! Мне один механик рассказал, как бывает, когда тормоза отказывают. И как это сделать, если захочешь. Какой-то там палец в каком-то поршне надломить. Он рассказал, и я три ночи не спал. Прямо наяву вижу: я порчу ей тормоз, а она на полном ходу врезается. Прямо всё вижу, будто в кино, в фильме ужасов: кровь на асфальте и она лежит мертвая. И всё! И я свободен. Но вдруг если не до смерти? Если она инвалидкой неподвижной станет? Ведь тогда окончательный конец, Володя, ведь я ее тогда уже никогда не брошу! Я совестливый, Володя, и она это знает и всю жизнь этим пользуется!
Проплакавшись и просморкавшись, выпив кружку крепкого кофе, Михайличев позвонил жене и трезвым голосом сказал, что скоро будет.
Уехал.
– Чем так жить, лучше вообще не жить, – сказала Таня. – Вот так посмотришь и вообще семью не захочешь заводить. У всех одно и то же.
– Не у всех, – сказал Песцов, обнимая ее. – У нас не так.
– Мы не семья, слава богу.
Наступила осень. Хорошая, солнечная, разноцветнолистная.
Песцов уже не домогался Тани слишком часто, ему хватало того, что она просто рядом. Однажды попробовал почитать ей вслух Чехова. Она слушала внимательно, Песцов глядел то в книгу, то на нее, любуясь и умиляясь. Таня дослушала рассказ до конца и сказала:
– Человек понимал жизнь.
– Еще бы!
– А я последнюю нормальную книжку в школе читала. Типа «Тарас Бульба», кажется. Вместо остального кино смотрела и на уроках пересказывала. Не могу долго читать, устаю. А когда слушаешь – будто совсем другие слова. Такие…
– Глубокие? Точные?
– Ну, вроде того. Нет. Как-то… Ну, достают по-хорошему.
– Еще почитать?
– Нет, пока хватит.
На другой день Песцов предложил ей послушать еще несколько страниц, но Таня не захотела. И потом не захотела. Впечатления, полученного за один раз, ей, видимо, хватило надолго, она не хотела его портить.
Песцов дважды за это время ездил в Москву – на дни рождения сначала к близнецам Даниле и Никите, а потом к Ларочке. Привозил им ценные подарки, гулял с ними, играл и заигрывал, непривычно нежничал и обласкивал.
– Что это с тобой? – спросила Таня-первая. – Может, набегался, к пристани захотелось?
– Просто люблю своих сыновей, это плохо?
– Когда это успел?
– Всегда любил.
– Да? Ну-ну.
А Таня-вторая отнеслась раздраженно.
– Нечего девочку к себе приучать, – сказала она. – А то подумает еще, что у нее отец есть.
– Я и есть.
– Не надейся! Ты не считаешься!
Со всеми детьми Песцов сделал селфи-фотографии и, вернувшись домой, часто рассматривал их, чувствуя удивительную полноту жизни и свою в нее, в жизнь, влюбленность.
А потом всё пошло навалом.
Таня сообщила, что беременна.
Сидела на кухне, плакала, пила пиво и кричала, что это он виноват.
– Мы же береглись, – сказал он.
– Забыл, как несколько раз меня уговаривал без этого? – кричала она.
– Ты сама сказала, что у тебя такой период, что можно, – сказал он.
– А кто у нас мужчина, кто думать должен! – кричала она.
– Только аборт не надо делать, – сказал он.
– А я и не могу, я сдохну из-за него, у меня гемоглобин плохой, врачи сказали, и вообще какие-то косяки в организме! – кричала она.
– У тебя будет ребенок, – сказал он, – радуйся.
– Внебрачный, ага, спасибо, – кричала она.
– Давай зарегистрируемся, – сказал он. – И перестань пить пиво, если ты беременная.
– Зарегистрируемся, конечно, – кричала она. – Без свадьбы, как не знаю кто!
– Можно со свадьбой, – сказал он.
– Хорошо я буду с тобой смотреться, тоже жених! – кричала она.
Кое-как успокоилась и объявила: не надо никаких регистраций и вообще ничего от тебя не надо, рожу сама себе ребенка и буду с ним жить.
Ничего, подумал Песцов, когда дойдет до родов, она не захочет быть одна. Он помнил, насколько его прежним женам в этих случаях важна была поддержка. А женщины в инстинктах материнства, к счастью, похожи.
Неожиданно позвонила Катя. Предложила зайти и кое-что прояснить.
Оказалось, была проверка, в документации Песцова нашли нестыковки, его подозревают в злоупотреблениях.
– Екатерина Викторовна, вы же знаете, что все так работают! – сказал Песцов.
– Речь о вас, а не обо всех!
Разговор состоялся при коллективе. Коллектив сидел, нахохлившись, уткнувшись в компьютеры. По тону Кати, по громкости ее голоса, по тому, как она в ходе разговора постукивала ладонью по столу, отбивая такт своей гневной речи, Песцов понял, что Катя сильно изменилась. Чувствует себя уверенной, сильной начальницей и в этом купается.
Песцов кинулся за разъяснениями и возможной помощью к Михайличеву.
– Я в курсе, – сказал он. – Я тоже попал под раздачу. Знаешь, а она ведь и меня съест. Аппетит у девочки разыгрался.
– Сочувствую, но мне что делать? Она на уголовное дело намекает.
– Вопрос в финансах, – сказал Михайличев. – Ведь имел же ты бонусы, не будешь же отрицать.
– Все имели! Ты мне сам их в конвертах давал!