Счастье по ошибке

Он прикипел к сыну, но не понимал, как из детоненавистника буквально ни с того ни с сего получился чадолюбец?.. Довольно быстро привязался и к старику. Между ними сложилось что-то вроде взаимно насмешливой дружбы. С другой стороны, постоянные хвори деда требовали от Андрея новых усилий, заставляя задумываться о том, что теперь в его жизни почти не осталось места безотчетному досугу, ленивой беззаботности. Совершенно неожиданно он оказался чрезмерно вовлеченным в жизнь других. И, даже оставаясь вроде бы предоставленным самому себе, все равно пребывал словно в постоянной готовности соответствовать положению «семейного» человека.

А что в этой новой жизни было для него более существенно – потери или приобретения, – не мог понять. Иногда казалось, приобретения – сына, семьи, нового, ответственного, себя… Но порой чувство потери независимости и того мира, где ему никто не был нужен и он не был нужен никому, становилось болезненным. Андрею не хватало личной свободы.

Дед опять хворал, к проблемам с сердцем добавилась простуда. Чихал и кашлял, температурил, заразившись каким-то нудным вирусом. Андрей забрал Антошку к себе. И нужно было еще навещать больного. Аптеки, магазины, квартира деда, собственный дом, наполненный заботами о мальчике и хозяйстве, работа… Он все больше хмурился.

«Это потому, что у нас ненормальная семья, – сообразил однажды. – В нормальной семье значительная часть семейных забот лежит на женщине. А у нас ее нет. То есть нужно, чтобы в доме поселилась женщина», – уперся в неожиданный вывод. Нельзя сказать, чтобы такое открытие его обрадовало. Девушки, с которыми он привык иметь дело, совершенно не годились ни в спутницы жизни, ни в матери. У них напрочь отсутствовало желание о ком-то заботиться, это было очевидно. Но где берут других девушек?

Быть может, впервые за все эти годы Андрей толком вспомнил Любу. Словно что-то ущипнуло его за сердце. Вспомнил, какой скотиной был тогда, когда Антон только родился и Люба одиноко сражалась с его ранними болезнями. «Как это странно все. Не хотел быть отцом – и вот я отец. И ношусь со своим чадом как курица с яйцом. Не понимал никакого долга своего перед Любой и ребенком… И вот… Ничего не поправишь больше в Любиной жизни – и я мучаюсь. Да, это похоже на раскаяние. Откуда? Вспомнить меня пять лет назад – безнадежен! Ничего не видел. А сейчас – хоть плачь, но там уже ничего не изменишь. Только здесь… Только здесь».

Он смотрел на сына, строившего на ковре дом. Антоша в очередной раз изумлял его, как изумляет человека чудо. «Но почему я не видел этого всего тогда, когда видела Люба? И почему так ясно все для меня сейчас? Ничего нельзя понять в этой дурацкой жизни…»

Антошка казался вялым. Улегся вдруг посреди кубиков, махнул рукой по постройке, дом развалился – мальчик заплакал.

– Что это ты? – удивленный Андрей присел рядом. – Что с тобой?

– Попить хочу, – попросил сын.

– Ну пойдем на кухню, чаю, что ли… давай?

– Компотика, – захныкал Антон.

– Да где же я тебе возьму? – удивился отец. А тронув лоб мальчика, потащил того в постель.

Ночью давал парацетамол, но хорошенько сбить температуру не удавалось. Утром вызвал врача из детской поликлиники. «Господи, что за бабы пошли, – думал он, в тревоге расхаживая из угла в угол по комнате и с раздражением перебирая в памяти знакомых девушек. – Хоть кто-то из них разве может быть нормальной, полноценной матерью? Боже мой! Дура на дуре! Не то что компотику сварить… их вообще к детям подпускать нельзя. А вот где эти все правильные женщины, где сильные, добрые, самоотверженные? Ну, Люба была, ладно. Ну, царствие ей небесное. А еще-то кто? Всё! И кого мы реально видим? Какие-то уродищи. Им только денег да трахаться. Пустые, как барабаны! А нормальные девки – где они?..»

Наконец в дверь позвонили. Андрей кинулся открывать, словно рванулся к спасению своему, и, едва поздоровавшись с вошедшей, взволнованно залопотал:

– Вы посмотрите его, доктор, повнимательнее, он без матери растет, мать умерла.

– Не волнуйтесь, папа, сейчас посмотрим вашего мальчика, – певучим голосом откликнулась девушка. Под плащом у нее оказался белый халат, что очень понравилось Андрею и несколько примирило его с ее молодостью, почему-то внушив надежду на профессионализм участковой врачихи. Вообще-то он надеялся, что придет доктор пожилой и опытный… возможно, дедушка. Седые усы, деревянная трубка в руке…

У девушки на груди болтался стетоскоп. Она была ласковой, темноглазой и спокойной. Почему-то Андрей сразу понял, что такая смогла бы сварить компот.

Девушка подошла к Антошиной кровати.

– Ну, кто у нас тут разболелся? – спрашивала нараспев, точно детскую книжку читала. – Кто тут у нас? Антоша? Давай-ка, Антоша, я тебя посмотрю. Вот, молодец, садись, вот так, – хлопотала она, приподнимая мальчика. – Рубашечку снимем, вот, хорошо. Температуру давно измеряли? – с мягкостью в голосе обратилась к Андрею. Тот смотрел с умилением и молчал. Девушка, не раздражаясь и не отвлекаясь, так же ласково спросила снова: – Температура у мальчика сейчас какая?