Счастье первой тропы

— Чепуха! — отмахнулся Зиновий. — Знаешь ли ты, что корреспондент уже связался с Москвой? Ну, где твои сводки?

— Вот. Но нам надо еще добрать восемьсот шестьдесят физкультурников, чтобы говорить о выполнении плана «Один плюс два».

— Удивляешь ты меня. Вроде столько пережил, столько перевидел, а тут сообразить не можешь.

— Не могу.

— Ну, слушай. Говоришь, восьмисот шестидесяти не хватает? Так вот, есть же у вас грибники — включи их. Есть рыболовы. Это же спорт — есть же рыболовы-спортсмены! А ты их не показал в сводке. Ты же сам себя обкрадываешь.

— Но мы их не выращивали — этих рыболовов. А тем более грибников.

— И туристов включи. У вас их немало!

Дмитрий молчал.

— Да и потом не обязательно рапортовать, что шелеховцы все выполнили или перевыполнили, — чуть отступил Зиновий. — Важно, что это наша инициатива. Но, впрочем, я уже сказал, что выполнили.

А тем временем в Москве сотрудники газеты «Советский спорт» передавали из рук в руки телеграмму: «Шелеховцы — инициаторы движения «Один плюс два» свое обязательство выполнили. Была тысяча спортсменов, стало три тысячи».

...В Шелехов на комсомольское собрание, посвященное развитию физкультуры и спорта, прибыл Затуренко.

Сначала все шло гладко. А потом...

— Лгать всегда плохо! Нет у нас трех тысяч. Стыдно! — воскликнул Клим Зыков. — Совесть — категория в любом деле сугубо необходимая. В данном случае мы как-то сумели обойтись без нее, — и Клим со злобной иронией потряс многотиражкой «За алюминий». — В заблуждение ввели и редакцию и людей взбудоражили!

— Зря ты это, Дмитрий, — поднялся Григорий. — Зря! И непохоже на тебя это, и радости не доставит нам. Нет, я против такой работы, против приписок.

Взмыл над столом гневный Зиновий:

— Что вы тут говорите, товарищ Уралов? Надо смотреть в корень дела! Надо гордиться идеей. Так резко выступать против Царева, значит заведомо угробить дело. Неужели вы не понимаете: сейчас важно, чтобы наша инициатива нашла отклик по всей стране. А пока к нам приедут перенимать опыт, шелеховцы дадут три тысячи и перекроют эту цифру. Ведь вы по спорту — лучшие в области. И просто обидно за ту демагогическую болтовню, которую развели тут, как это ни странно, члены комитета комсомола.

В зале никто не шевельнулся.

На трибуну больше никто не вышел, но Затуренко физически ощущал: с ним не согласны, более того — люди настроены враждебно. Секретарь райкома провел не один бой. Всегда удавалось сломить сопротивление, доказать свою правоту, даже если она кому-то казалась сомнительной. А здесь... Он встал.

— Товарищи! Завтра Царев с корреспондентом и с двумя спортсменами улетают в Москву, чтобы рассказать о начинании шелеховцев. Нам не простят, что мы так опрометчиво выскочили с этой идеей, а теперь — в кусты.

— Мы за эту идею двумя руками голосуем. Положение со спортом улучшилось, — подтвердил Григорий. — Улучшилось, но не настолько, чтобы мы могли рапортовать о ее осуществлении. А замах тут на всю страну.

— Нас этот рапорт подхлестнет, — прервал его Зиновий. — Мы потом будем расти еще скорей. Обязательства — стимул роста.

— Я против липы! — наступал Григорий.

— Товарищи! — снова овладел вниманием Затуренко. Он выдержал эффектную паузу и вдруг миролюбиво, примиряюще, словно один на один с близким другом, заговорил: — Товарищи, зачем спорить? Разве райком вам плохого желает? Что нам делить? Надо, чтобы честь нашей организации не пострадала, — и сел.

На другой день Дмитрий Царев с двумя рекордсменами все-таки улетел в Москву.

Шелеховцы расположились в гостинице «Москва». Их день был отдан во власть известности: вот они вступают в заповедную тишину студии Дома звукозаписи. Их усаживают перед микрофоном в теплой, немного душной таинственной аппаратной. Зажигается табло: «Идет запись». Вот в своем номере в гостинице Дмитрий с недоверием смотрит на динамик, из которого раздается знакомый и незнакомый голос человека, которого диктор назвал его именем.

За эти несколько дней Дмитрий стал сдержаннее в движениях, приобрел более солидный вид и даже ходить стал медленнее. Сразу видно, инициатор большого движения, которое охватило всю страну. Вот если бы еще забыть о гневных лицах товарищей или — лучше — если вдруг проснуться и увидеть, что та девочка-первоклассница со своей косичкой-коротышкой прыгает по квадратам, а ты сидишь на корточках и прикидываешь, как здорово будет, если простую формулу: «1+2=» ввести в жизнь своей шелеховской организации. И не врешь, не приписываешь, не краснеешь.

И вот он снова в Шелехове. И хоть с тех пор прошло много времени, что-то мешает Дмитрию жить и радоваться, как прежде.

Ночь Григорий провел в дороге. А к рассвету, отфыркиваясь, паровоз втащил сонные вагоны в тоннель куйбышевского вокзала.