Счастье первой тропы

Ямушкин меня ошеломил. Тот — вор, тот — хулиган, тот может убить, и рука не дрогнет. А Колова он вообще к урокам не допускал.

Я Колю Колова пустила на урок: понравился мне. Глаза доверчивые, и в них столько ума, как будто он и Ямушкина, и меня, и всех видит насквозь.

— Почему ты, Коля, приходишь без книжек, без тетради, без ручки?

— Хочу — и прихожу.

Беру со своего стола ручку, тетрадь. Даю ему.

— Я и свои мог иметь, если захотел бы.

Половину урока сидел, не притрагиваясь к ручке, а потом стал писать. Книг и тетрадей так и не принес. Дала ему.

Как-то после уроков говорю:

— Хочешь — здесь уроки делай.

— Ладно!

Я радостная вышла, чувствую — победа... Вернулась, а его уже нет.

Пришла к нему домой.

— Жаловаться пришли?

— Нет, посмотреть, как ты живешь.

Поговорила с матерью. Тоненькая, хрупкая, вот-вот переломится.

Коля переменился, по устным стал даже четверки получать. Однажды говорит мне:

— Отец к вам придет.

Я отчего-то разволновалась.

Пришел мужчина. Тяжелый такой, и шаг у него тяжкий, а глаза красные. Глянул на меня, слова не сказал, повернулся и ушел. А на следующий день Коля отказался отвечать, вытащил резинку, стал стрелять из рогатки.

Я стою, мел в пальцах перекатываю:

— Колов, выйди из класса.

А он словно и не слышит.

Снова пошла к нему домой. Открыла его мать с припухшими глазами. Еще тоньше стала. Волосы расчесывает, и они в гребне остаются пучками,

— Простите, Людмила Семеновна. Я ничего не могу сделать. Муж пьяница. Бьет и меня и сына.

Так я и ушла ни с чем. Директору говорю:

— Не могу, видно, работать!

Восьмого марта написала директору заявление. Собралась перед уроками зайти и сказать о своем твердом решении уйти. Подхожу к двери директорского кабинета, а тут звонок.

Вхожу в класс. Тишина мертвая. Все стоят, не шелохнутся. Лица торжественные, праздничные и загадочные. Глянула на стол, а там стопка книг новеньких. Около книг — чернильный прибор и кувшинчик. Выходит староста, как раз тот, который, по словам Ямушкина, может убить человека, и рука не дрогнет. Говорит дрожащим голосом:

— Поздравляем с Международным женским днем. Примите скромный подарок от нашего класса.

Я растерялась:

— Зачем? Зачем это вы? Не надо! Садитесь, дети.

И тут они хором, негромко, но так дружно:

— Не сядем, если не возьмете.

Тут я уж села. А они стоят.

— Спасибо, спасибо! — я глаза вытерла.

Скомкала свое заявление. Начала вызывать к доске. Они так отвечали! Одни пятерки! Случайно назвала фамилию Коли Колова. Ответил лучше всех! Я даже не могла сказать, чтоб он после ответа вернулся на место, только кивнула, потому что слезы стояли в горле. А после уроков они меня всем классом до дома провожали».

"Один плюс два"

Багряную ткань пионерского знамени раздувало легким ветром. Откинув голову, знаменосец шагал, стараясь ступать в такт барабанному бою. Колонна подошла к Дмитрию Цареву, замерла.

— Пионеры Шелехова на воскресник по очистке территории электролизного цеха прибыли! — отрапортовал Коля Колов.

— Спасибо, товарищи пионеры, — серьезно ответил Дмитрий. — Мы вас ждали. Лопаты вам приготовлены.

На воскресник сходились и взрослые. Пришли с баяном, с аккордеоном. Прибыли комсомольцы во главе с Юрой.

Дмитрий, по поручению комитета комсомола отвечавший за проведение воскресника, первый вонзил в грязь лопату. Он не слышал шуток, веселого гомона, смеха. Он вспоминал все, что произошло давным-давно и совсем недавно — меньше двух лет назад.

...На серый камчатский берег море выбрасывает грузчика Константина Царева — отца Дмитрия. Выпил, пошел на байдарке... И море вышвырнуло его, брезгуя принимать пьяного на свое дно. Дмитрию пять лет.

Приехали с матерью в Ангарск. Он строиться начинал. Поезда шли через каждые десять минут. А мать — стрелочницей. Отчим сует Диме листья табака. Сколько их пришлось искрошить!

Голубей разводить не смей, кроликов заводить и не думай, на коньках кататься — выпорю, сиди и кроши вонючий табак. И дни летят, как едкие табачные крохи.

— В детдом не пойду! — он вырывается из рук отчима.

— Хулиганю и буду хулиганить! — озлобившись, кричит он в школе.

— Ну и пусть исключили! Лучше я буду в ремесленном, выучусь на токаря.

— Генка, слушай, давай бороться с хулиганами. Они жить мешают! — предлагает он другу.

— А где продать? — он принял из рук вора краденое пальто и с другом Генкой — борцом против хулиганов — отправился это пальто продавать...

— Деньги все мне, — требует вор, — или скажу тому, чье пальто, что вы его сперли.

У студента техникума вор сорвал ушанку и шарф, а сказал на Димку. Димка оправдаться не сумел. В камере затеял драку и получил пять лет, как вор и как зачинщик драки.

И потянулась тюремная жизнь.

Работал в Бодайбо, потом в Балахнинске на драге. Работали в любую погоду. Приходилось по две смены. Зато зачли год за три. Оттуда — снова в Бодайбо. А тут амнистия. Деньги платили приличные. Приоделся, вернулся домой.

Приехав в Ангарск, поступил в «Спецхиммашмонтаж» токарем и так здорово работал, что никто не смел и заикнуться о его прошлом.