В сложившейся ситуации новый европейский империализм может рассчитывать лишь на внутренние ресурсы, которые предстоит выжать из собственного населения. А это значит - прощай социальное государство, прощай терпимость, прощай культура компромисса. Резко обостряются все противоречия - классовые, этнические, религиозные, межрегиональные. Единая Европа становится не идиллическим пространством всеобщей любви, а полем широкомасштабного конфликта. И чем более тесной является интеграция, тем быстрее распространяются эти проблемы и конфликты по континенту.
Особенности национальных культур, классовая солидарность и традиционные общественные институты вступают в закономерный симбиоз, направленный против обезличенного и агрессивного «европейского проекта», носителями которого становятся политические и деловые круги, а также чудовищно разросшаяся и все менее эффективная бюрократия. Эта бюрократия, принудительно насаждающая повсюду принципы свободного рынка и частного предпринимательства, сменившая идеологию «общественной службы» открытой ориентацией на интересы крупного бизнеса, становится предметом всеобщей ненависти.
Сопротивление, как показали события во Франции, делается все более эффективным. А главное - весь проект в тупике. Правящие круги вынужденно идут на компромиссы, маневрируют, но в результате экономическая и социальная системы оказываются еще более противоречивыми и все менее работоспособными. Когда в конце 1980-х на Западе распространялась пропаганда о европейской неэффективности, это был не более чем идеологический миф, необходимый для того, чтобы под предлогом «вызовов глобальной конкуренции» мобилизовать общественную поддержку для имперского проекта, уговорить людей идти ради него на жертвы. Спустя полтора десятилетия ситуация изменилась. Европейская экономическая система представляет собой странную мешанину из обломков социального государства и неолиберальных установлений. Новые принципы рынка труда накладываются на старое иммиграционное и трудовое законодательство; либеральные законы, специально написанные для удобства финансового капитала, противоречат привычным государственным обязательствам. Каждая новая реформа не столько продвигает вперед неолиберальный проект, сколько еще больше запутывает ситуацию.
А между тем изменились и глобальные условия. Когда формулировалась стратегия имперской интеграции для Европы, Соединенные Штаты выступали в роли единственной сверхдержавы, но у власти там были способные к диалогу либералы. Страны третьего мира не видели иного выбора, кроме исполнения любых требований «цивилизованного Запада», а на Востоке Европы было «дикое поле». Исламский фактор в основном использовался для запугивания обывателя. К тому же цены на нефть и другие необходимые «старой Европе» ресурсы были умеренными и стабильными.
Сейчас все по-другому. Условий, в которых возник первоначальный проект евроинтеграции, более не существует.
В сущности, проект уже провалился. Но для того чтобы признать это, нужна немалая политическая смелость. Да и как вы себе это представляете? Собрались большие начальники, пошушукались и объявили: «Все, что мы делали и говорили за последние двадцать лет, - полная чепуха, теперь все будет по-другому!» Такая смелость доступна лишь лидерам авторитарных государств, которые знают, что им все равно не придется отвечать за свои решения. Да и то вину сваливают на предшественников («культ личности», «издержки культурной революции»).
А главное, как по-другому? Где новый проект?
Политическая инерция вообще труднопреодолима. Проблема не в отсутствии идей или фантазии, а в том, что новый проект должен опираться на собственные социальные силы, он предусматривает перераспределение влияния и власти в обществе - не между политическими партиями, которые давно никого не волнуют, а между классами и группами интересов.
Путь к формированию нового общественного проекта всегда лежит через идеологическую борьбу и политические кризисы. Неолиберальный проект в Европе начался с того, что к 1980-м годам правящие классы окончательно справились с волной сопротивления, ассоциирующегося у нас с парижским маем 1968-го, но на самом деле охватывавшего множество стран и продолжавшегося около десятилетия. Достаточно вспомнить португальскую революцию гвоздик в 1974 году, «внепарламентскую оппозицию» и терроризм RAF в Германии, массовые стачки, валившие правительства в Англии, гремучую смесь еврокоммунизма, студенческих волнений и «Красных бригад» в Италии. Победа неолиберализма наступила с приходом британской «железной леди» Маргарет Тэтчер, а потом была повторена ее многочисленными эпигонами на континенте (собственно, это второе поколение неолибералов и сформулировало имперскую стратегию). Новый порядок знаменовался поражением левых, установлением политической стабильности, торжеством единой идеологии.
Сегодня мы видим его агонию.
Он исчезает, так же как и возник, в хаосе массовых протестов.
О БЕДНОМ ДЕКАНЕ ЗАМОЛВИТЕ СЛОВО