В Западной Европе явно что-то меняется. Правительства стали нестабильны: им оказывается все труднее пережить выборы. Массы все чаще выходят на улицы и ведут себя все агрессивнее.
А главное, обыватель все чаще проявляет симпатию не к силам правопорядка, а к уличным бунтовщикам. Французы массовыми протестами вынудили премьер-министра отказаться от закона о «контракте первого найма». Руководство страны сделало ставку на конфронтацию с обществом, осознанно превратив вопрос о новом трудовом законодательстве в конфронтационную пробу сил, - и с треском, позорно проиграло. Отговорки, что будут приняты новые законы, «еще лучше прежнего», уже никого не убеждают, а главное - никого не пугают. Правительство поставило республику на грань, за которой, по логике вещей, - народное восстание и гражданская война. Совершенно ясно, что в современной Европе переступить эту грань крайне трудно, почти невозможно, но многонедельная борьба нервов завершилась отступлением власти: на ней лежит теперь не только печать поражения, но и моральная ответственность за кризис политических институтов.
У нас любят гадать относительно перспектив 2007-2008 годов. Произойдет ли смена руководства страны? Сохранится ли политическая стабильность? Как все это скажется на экономике? Или, наоборот, как экономические процессы скажутся на политической борьбе? Между тем полномасштабный кризис дестабилизации созревает у нас на глазах в Западной Европе.
«В сложившейся ситуации новый европейский империализм может рассчитывать лишь на внутренние ресурсы, которые предстоит выжать из собственного населения» Все началось с амбициозных планов элит, мечтавших потеснить Соединенные Штаты, создав новую капиталистическую сверхдержаву на базе объединенной Европы. Речь не шла о том, чтобы победить США или занять их место в мире. Стратеги объединенной Европы вовсе не были настроены антиамерикански. Но они мечтали о новом распределении ролей и о более равноправном партнерстве.
Чтобы этого добиться, нужно было не только интегрировать континент политически (понемногу придавая интеграции и военное измерение), но и резко изменить социально-экономические правила. Дабы успешнее конкурировать с американскими транснациональными компаниями, продвигать свои деньги в качестве «второй резервной валюты», отвоевать у США долю мирового господства, Западная Европа сама должна была стать похожей на Америку, отказавшись от своих традиций, институтов, от собственной культуры.
Интересно, что российские «почвенники», сетующие на культурную агрессию «Запада», не заметили острейшей борьбы идей и ценностей в самом «западном обществе». Причем, надо заметить, что европейское культурное сопротивление оказалось куда более эффективным, чем российское. Неолиберальные реформы наткнулись на эшелонированную оборону общества, сопротивлявшегося буквально всему - от введения единой валюты до ресторанов «быстрого питания» (в Италии даже появилось движение «за медленную пищу»). Это сопротивление было таким упорным потому, что опиралось на развитые институты гражданского общества и на массы, имеющие многовековой опыт защиты своих классовых интересов. А то, что новый проект «единой Европы» - проект сугубо классовый и агрессивно-буржуазный, трудящееся большинство старого континента поняло довольно быстро. Ни наемным работникам, ни даже основной массе средних слоев новая европейская империя просто не нужна.
Старый европейский империализм пользовался известной поддержкой среди трудящихся. Ведь, завоевывая колонии, западные державы получали дешевые ресурсы, за счет которых они могли, говоря языком тогдашних марксистов, «подкупать рабочую аристократию». Иными словами, повышать жизненный уровень определенной части общества.
В эпоху, когда колониализм ушел в прошлое, а единственной глобальной державой являются США, подобный путь исключается. Страны третьего мира и без того финансируют западное потребление. Выжать из них дополнительные средства для поддержания амбициозных проектов европейской элиты просто невозможно. Восточноевропейские страны «новой Европы» могли бы стать своего рода «внутренними колониями» старого Запада (подобно тому, как Ирландия была в эпоху Виктории внутренней колонией Соединенного Королевства), и в экономическом отношении это происходит у нас на глазах. Но, сохраняя политическую независимость, восточноевропейские страны получают возможность «качать права» внутри европейских институтов, да еще и пытаются получить поддержку США для давления на лидеров Евросоюза. Ирландия всегда была слабым звеном Британской империи, но Польша, Венгрия и Прибалтика в европейском проекте - это уже не «слабое звено», а самая настоящая «пятая колонна», та самая «новая Европа», на которую Вашингтон опирается для борьбы с геополитическими конкурентами.