Читаем Сборник проза и блоги полностью

— Лелик! Дай фруктик! — попросила меня серая будочка, присевшая на один бок. Мне, как сторожу, полагались определенные привилегии, одной из которых был уличный пуленепробиваемый нужник модели революции 1905 года. Устроенный за сторожкой в окружении кустов сирени он обретался своей жизнью, излучая заточенное между ветками и стеной дома зловоние.

— Лелиик! — потребовала уборная голосом бабки Агаповны. Родившись в одной из близлежащих деревень и просуществовав пятьдесят лет с мамой, Агаповна основательно выехала из настоящего после похорон родительницы.

«Надо прожить до двухсот лет, а там посмотрим», — твердо решила бабка доев остатки поминальной кутьи и обрела Великую идею. Глубоко и всесторонне обмозговав намеченное, она изобрела простой и гениальный способ. Решила жить не более трех дней в году. Первого января, восьмого марта и третьего июля — на свой день рождения. Прочие даты в ее календаре за 87 год с улыбающейся Софией Ротару, оставались не зачеркнутыми.

Вспыхнувший было интересом к долгожительству Петя- «Чемодан» обстоятельно расспросив бабку о ее чудесной методе следовать ей все же не решился. Потому как в любой момент в сини небес могли распуститься оранжевые купола и его папа- космонавт, с кряхтением выбравшись из спускаемого аппарата, не увидел бы сына. Как угадаешь, в какой день это могло произойти? Да в любой! Это была Загадка, терзающая Петю последние тридцать лет. К Агаповне он стал относиться с уважением и иногда беседовал с ней на околокосмические темы.

— Лелиик!

— Выходи, Агаповна. — крикнул я, притуливая ящик у веющей унынием входной двери сторожки. — Я туда не попрусь.

После обнадеживающего шуршания газетой, серая дверь скрипнула и родила бабку. Сквозанув по тропинке та цопнула из ящика мягкий зеленый шарик и зачаровано уставилась на него.

— Шишка! — объявила она и засмеялась — Мне Марк Моисеевич обещал новый халат!

— Приветы тебе от Веры Павловны, — сообщил я ей. — Гостинец вот прислала.

— Мне Марк сказал, что бы я про нее молчала. Гугу, мне сказал. Дам новый халат и коробочку, — доверительно проинформировала она. — Она ему подарила квартиру и ключик. А деньги он не отдал. Сказал, отдаст потом, и не отдал.

— Иди, Агаповна. — вздохнул я, одаривая ее парой фруктин. Марк Моисеевич совершил очередной прыжок в моих глазах. — В палате поешь.

Лето летало кругом. Шелестело сиреневыми листьями. Гоняло по небу стрижей и облака пара из столовой. Санитар Арнольд, загадочно шевеля губами, конвоировал группу алкоголиков с энурэзниками. Им предстояла трудотерапия, один из тех странных способов лечения, практикуемых нашим предупредительным главврачом. Целительный эффект этого ультраметода состоял в постоянном мытье его серой «Волги» и больничной дряхленькой «буханки», в купе с возделыванием полугектарного картофельного поля. Причем, мордатым гогочущим энурэзникам доставался обычно огород. Тихие же алкоголики, вооруженные тряпками, воевали с пылью. Тщедушные пациенты, воровато оглядываясь, по трое таскали ведра. Временами они с таинственным бульканьем затихали в зарослях. Процесс наведения чистоты всегда затягивался до того момента, пока заскучавший Арнольд не сгонял жертв стакана пинками назад, в палаты.

— На процедуры! На процедуры! — орал конвоир. И все, мокрые и счастливые отправлялись за таблетками.

— А ведь сволочь, этот Арнольд! — заявил материализовавшийся из тополиного пуха Герман Сергеевич. — Только вчера видел. Он за двести рублей Коропову с третьей, продал бутылку водки. А Прохор украл мешок.

Горошко Г.С. — местный Джордано Бруно. Твердо, стоящий на своих тестикулах человек. Это неудобно, вероятно. И доставляет массу геморроя. Но пепел Клааса стучал в его лобные доли и сам Марк Моисеевич вздрагивал, стоило тому раскрыть рот.

«Земля круглая, понятно!?»- утверждал Джордано — «Все это исходит из секстанта, опунции и Божьего провидения. Я это вычислил. Я это видел! КРУГЛАЯ — как ваша голова или арбуз».

«Она плоская, синьор». — Возражала инквизиция, поглаживая тонзуры. — «Если она как арбуз, то где же хвостик?»

«Сволочи вы все, подонки. Я плюю в ваши самодовольные рожи, понятно? В столовой не докладывают яблок в компот. И Марк сливает бензин из больничной машины, я видел!» — Все. После этой фразы мог быть только костер.

— Прохор, говорю, мешок украл. — повторил без малого мученик, заглядывая в мой полупустой ящик. — А чего это у вас?

— Фрукты…чиримойя, — безучастно ответил я, с целью не ввязываться в разговор. На мое счастье из столовой стали выносить помои, и собеседник потерял ко мне всякий интерес.

— Хорошо! Вы поправляйтесь. — Бессвязно рекомендовал мне Герман Сергеевич, самонаводясь на новую жертву, — я буду на связи.

Посудомойка Люся, оснащенная парой эмалированных ведер, заметив его маневр, свернулась в шар на манер тех забавных зверюшек, обитающих в Южной Америке, и по- утиному переваливаясь, припустила с грузом. Дальнейшее скрыли от меня кусты сирени, в лабиринте которых покоился наш мирок.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза