Сбить на взлете

Маринка, оружейница второй эскадрильи, была родом из блокадного сейчас Ленинграда. Вести оттуда приходят страшные, люди голодают до смерти. А у Захарьевой там мать и младшая сестра остались. И вдруг письмо откуда-то из Узбекистана. Оказывается, туда ее родных еще весной этого года эвакуировали. Но по пути мать свалилась от брюшного тифа. Долго выздоравливала, и сейчас уже чувствует себя хорошо. Письмо шло почти три недели, но когда все-таки нашло адресата, счастливее человека в нашем полку не было.

Я только пожал плечами, даже не думая вытаскивать голову из лючка в фюзеляже, где смазывал подшипники качалки руля высоты. Усиленно делал вид, что совершенно не причем. Да и демонстрировать свою грустную от раздумий рожу совсем не хочется.

А через двадцать минут обнаружил младшего техника-лейтенанта Ветлицкую у нашего самолета. Пришла якобы проверить радиоприемник. Заставила забраться в кабину, завести мотор, чтобы проверить низкий уровень наводок от высоковольтных проводов. Убеждаясь, сама склонилась и прижала шлемофон к ушку. А когда глазастая Ленка, так и зыркающая своими зенками с Валюши на меня, на минуту отвернулась, шепотом приказала прийти на речку сразу после ужина. Ну вот, не могла раньше сказать - я ведь с самого утра как на иголках. Гадаю, что не так понял вчера...

Примчался из столовки на нашу полянку, противозенитным маневром ускользнув от комсорга эскадрильи - политинформацию он, видите ли, задумал о международном положении провести. Фигу ему под нос - сейчас по распорядку личное время.

Костер запалил на старом месте и сидел перед ним, поминутно оглядываясь, в диком нетерпении. Ну, когда же Валюша появится?! А потом сердце вдруг замерло - почувствовал на лице ее прохладные ладошки, накрывшие мои глаза. Сдвинул ниже и стал целовать тонкие музыкальные пальчики.

- Ждал? - низкий грудной голос немного подрагивал.

Повернулся, притянул к себе и накрыл ее губы своими. К чему сейчас какие-то слова, сама разве не видит, что жить без нее не могу?! Мы целовались, не отрываясь друг от друга, как будто в пустыне нашли оазис и насыщались живительной влагой. Пили и не могли напиться друг другом. Манящий трепет ее ресниц и восторженный блеск сияющих глаз были, словно будоражащее кровь обещание чего-то очень светлого, радостного. Тянулись сладкие мгновения, растягиваясь в долгие минуты. А наши объятия все длились и длились. Валюша была податлива и почти совсем не обращала внимания на мои руки, гуляющие по ее ладному телу. Позволила моей ладони взвесить налитую тяжелую грудь, пересчитать позвонки через тонкую ткань платьица, удивиться размеру упругой попы, ощутить под ладонью круглые колени. Только после попытки забраться по стройному бедру выше, к самому сокровенному, оттолкнула и, часто-часто дыша, запретила:

- Не лапай! Успеешь еще. И вообще, я пока бежала, пропотела насквозь - самой противно, - в Валенькиных опять как вчера шалых глазах плясали бесенята. - Пойдем сначала в речке ополоснемся, - не дожидаясь ответа, развязала поясок, нагнулась, руками крест-накрест ухватила подол и... Солнце было еще достаточно высоко - ее гладкая матовая загоревшая кожа буквально ослепила меня. Стоял и пялился, как на икону.

- Зенками насквозь протрешь, - довольно улыбнулась моему восхищению, аккуратно сложила платье и встала передо мной с упертыми в самый верх широких крутых бедер руками. Как будто специально демонстрирует всю себя в одном только белье. - Так ты пойдешь купаться? - увидела мои частые кивки, завела руку за спину, расстегнула лифчик, сняла, глядя на мою офигевшую рожу, звонко рассмеялась, сложила, засунула под сарафан, прикрылась ладошками, пряча топорщившиеся соски со светло-коричневатыми ареолами, и в ожидании посмотрела.

Ремень, сапоги, гимнастерка, шаровары полетели в разные стороны - с такой скоростью я еще никогда не раздевался. Она хихикнула, увидев внушительное вздутие на моих синих сатиновых трусах, изящно присела, сдергивая свои белые трусики, и, позволив мне только на долю секунды увидеть светлые завитки внизу живота, умчалась в речку, сверкая незагоревшими ягодицами. Решительно стянув с себя последнее, устремился вслед. Саженками догнал свою сердешную - теперь на все сто уверен! - на середине русла. Схватил за руку и потащил обратно хохочущую, брызгающуюся и только для вида упирающуюся. Нащупав ногами дно, обнял и приложился к губам. Прижимал к себе одной рукой, другою исследуя доставшееся мне богатство. Удивительно гладкая тонкая бархатная кожа, через которую прощупывался каждый позвонок. Упругая попа, переходящая в стройные бедра. Попытался было забраться между нашими телами, но был остановлен:

- Коленька, не надо туда, я боюсь... - и плотно стиснутые ноги. А вот изучать все выше пояса мне, кажется, позволено без ограничений. Тем более что когда на мелководье поставил ее на какой-то бугор на дне, начал свое познание только губами. Валюша гладила меня по голове своими ласковыми ладошками, прижимала... Потом сама потянула из воды.