Сбежать от Питбуля и Булочки

— Любые. Аллергии у неё нет. Выходите из дома — скидывай смс, пожалуйста, куда идёте. Я не привык, что она с кем-то кроме меня… Волнуюсь.

— Обязательно.

— И без телефона ни-ку-да! — тыкает угрожающе в мою сторону вилкой, которой взбивал яйца.

Выливает яйца на сковороду. Закрывает крышкой. И через пять минут мы садимся кушать.

Мне немного стыдно, что опять всё сделал он. Булочка ковыряет вилкой в чашке, делая вид, что ест.

— Почему не ешь? — пытливо.

— Я поела, — настороженно поглядывает на папу исподлобья.

— Что это ты поела? — хмыкает он.

— Пиложное.

Богдан неодобряюще смотрит на меня.

— Низя было говолить? — хлопает ресницами Булочка, виновато ловя мой растерянный взгляд.

— Э! В смысле — нельзя?! — сердито рычит на нас Касьянов. — Папе надо говорить всё, ясно?

— Угу…

— И тебя касается! — стреляет в меня взглядом.

— Мы гуляли, я пирожное ей купила, — пожимаю покаянно плечами.

— Ну, купила и купила. Не трагедия.

— Мозно я не буду? — кладёт вилку Ариша.

— Ладно, беги…

Встречаемся взглядами.

— Будешь "папе" правду говорить? — подмигивает мне.

— Конечно… — смущаюсь я.

— Ночью "дружить" было приятно? — снижает голос.

От его низкого бархатного тембра, внезапно и неконтролируемо как цунами, обрушиваются все эмоции и ощущения наших ночных шалостей! Я помню как и что этот тембр шептал мне… Меня взрывает изнутри, бёдра сжимаются от короткой слепящей судороги. Задохнувшись, открываю рот, едва сдерживая стон.

Богдан вытирает губы салфеткой.

— Ну всё, подружка, я полетел, — поцелуй в макушку. — Не шалите здесь… Вернусь, пошалим вместе.

Обмахиваюсь руками, пытаясь прийти в себя.

Ну какой!..

Это будет ой как непросто, Синичкина…

Глава 15 — Подстава

Богдан

Богдан: "Как у вас дела?"

Синичка: "Хорошо. Мне сегодня вечером нужно будет уйти. "

Богдан: "Куда?"

Синичкина: "Богдан Максимович… "

Прямо слышу сочащееся осуждение. Уже несколько дней играем в снегурку — прохладная и не тает.

Богдан: "Куда? Мало ли что. Я должен знать, откуда тебя эвакуировать."

Синичкина: "Если что я позвоню и скажу".

Зараза!

И так всего трясёт от токсикоза. Она мне ещё тестостерона добавляет!

Богдан: "Ты обещала ждать! "

Синичкина: "Я помню".

Щелкаю чайником, чтобы первый раз за весь день выпить что-нибудь горячее.

— Касьянов, у нас ещё один труп.

— Мать их… Озверели они, что ли? Сгоняй, а?

— На твоей "земле". По распоряжению Лобова принимать должен закреплённый опер.

— Да помню я, — закатываю утомленно глаза, с тоской глядя на закипающий чайник. — Ты по прошлому упокоенному "возбудился"?

— Неа. Не подписали.

— Почему?

— Только догадываться могу… Формально, недостаточно улик.

— А сам что думаешь?

— Там квартирка осталась неплохая. Если возбудить дело, наследники в права не вступят. Они хотят версию с естественной кончиной. Хотя судмедэксперт в заключении написал острая сердечная недостаточность, вызванная приёмом аналога клофелина. Передоз, короче. Но потом переиграл.

Стреляет взглядом наверх.

— Чью-то лапу позолотили.

— Я даже знаю чью, — многозначительно переглядываемся. — У тебя есть первое заключение эксперта?

— Есть…

Смотрю удрученно в окно. Что нам с ним делать?

— Собери первоначальную версию дела. В сейф положи. У меня там уже три таких.

— Ты их с какой-то целью собираешь?

— Пока не знаю.

Так и не попив чаю, еду на место, по дороге просматриваю сообщения.

Зараза ты, Синичка. Сложно тебе написать пару тёплых слов?

Телефон в руках вздрагивает.

Марина. Ну что ты каждый день названиваешь-то?!

Мне сильно неспокойно по поводу её звонков. Прямо теряю мир в сердце! И хочется швырнуть телефон об стену. А лучше об голову кому-нибудь. Но пока подходящей головы нет. Да и телефон жалко.

Притормозив рядом с дежурным бобиком, так и не найдя равновесия, решаю перезвонить.

Держа телефон у уха, молча тяну руку коллегам и своим стажёрам. Марина не отвечает.

— Кто? — киваю на труп, укрытый простыней.

— Женщина, бытовуха.

— Ясно. Свидетели есть?

— Есть, но показания давать отказывается, вознаграждение за содействие требует, — показывают мне мужика лет сорока, лысого и борзо смотрящего мне в глаза. — Никакого общественного сознания, короче.

— Кого он требует?! — раздражённо торможу перед лысым.

— Деньги гоните, я знаю, есть такой закон! Или будешь до седьмого пришествия убийцу искать. А потом до десятого его вину доказывать!

Хватаю его за шкирку, волоку к бобику.

— Э! Ты чо! — возмущается, пытаясь вырваться.

Тюкнув об дверцу, заламываю ему руки, надеваю наручники.

— Оформлять как подозреваемого. Пришить сопротивление при аресте. В СИЗО. Потом разберемся.

— Мужики… Мужики!.. — сдаваясь, бормочет свидетель. — Я всё расскажу. У меня это… Сознание пробудилось.

— С просветлением, — рычу я. — Но до седьмого пришествия в позе лотоса на нарах посидишь, подумаешь над своим поведением.

Его усаживают внутрь, несмотря на протесты и угрозы. Дверь захлопывается.

— Долго не мурыжьте, подпишет все показания, отпускайте под подписку. В СИЗО и без него грязи…

— А вы чего такой резкий, Богдан Максимович? — ржут стажёры.

А мне девушка не даёт! Хочется язвительно рявкнуть мне. И я как бомба с разрывными…