Снова бросаю взгляд в зеркала. Мы втроём выделяемся из толпы. И хотя, я не его жена, конечно, но стоять рядом с ним и ловить взгляды окружающих — очень лестно! Не смотря даже на то, что хам. И что ночью…
Господи, ну сказал же — перепутал. Что думать об этом? Но попробуй теперь не думать. До сих пор чувствую его губы на шее. И каждый раз кипятком обваривает, как вспоминаю ощущение его тяжёлого тела сверху. И не пойму, то ли это от страха, то ли от чего-то другого…
И даже специально сейчас вспоминаю, чтобы разобраться. Чувствую, как начинает гореть лицо.
Первый звонок.
— Попробуешь отойти от меня, хоть на шаг, надену наручники, так и знай, — предупреждает он.
Но в этот раз мне не очень-то и страшно. И даже хочется немного подразнить его. А то хмурый как октябрьское утро. На детский спектакль всё-таки идём. Да и место публичное, не будет он здесь слишком кусаться.
Мы садимся на первый ряд.
— А откуда Вы принца знаете?
— Это не я его. Это он меня. А что? — скашивает на меня взгляд. — Любите, барышня, принцев?
Свет гаснет.
— Когда сразу принц — это конечно приятнее, чем сначала жабу целовать в надежде на то, что она шкуру сбросит. Может же это просто обычная жаба, а не метаморф.
— Не понял сейчас. Жаба в ваших рассуждениях — это я?!
— Какой Вы мнительный. Просто так… о принцах рассуждаю. Вы же спросили!
На жабу он, конечно, не тянет. Хороший он, хоть и тяжёлый человек.
— Рот свой, короче… Как там было? — щёлкает он пальцами.
— "Замолчи", — подсказываю я.
— Вот.
На сцене фантасмагория. Что-то среднее между мультфильмом "Падал прошлогодний снег" и картиной Дали, где бедра и головы отдельно от тел. Сюжет не улавливается, но зрелищно!
Дети радостно визжат от летающих над головами приведений. Которых на длинных палках таскают в темноте одетые в чёрное люди. И машут ими как флагами на параде.
— Ныне и присно! — звучит со сцены.
Мне стыдно, но даже я не совсем понимаю, что бы это значило.
В середине спектакля стиравшая в тазу всё это время бабка выкидывает мокрую тряпку на сцену и плескает тазиком в зал.
Мы возмущенно вздрагиваем, ожидая получить водой в лицо. Визг! Первые ряды уворачиваются. Но тазик пуст.
— Господи… — не выдерживаю я, хватаясь за голову.
— А я говорил.
Булочка закатывается от смеха, радостно хлопая в ладоши, как и другая малышня.
— Ну им же нравится.
— Дети любят дичь, ничего не поделать.
Действо становится загадочнее, сцена темнеет.
Рефлекторно пальцы мои сжимаются на предплечье Касьянова.
Опять же сейчас что-нибудь внезапное произойдёт. Страшно представить — что!
На сцену крадётся человек, наряженный ёлкой. Сзади как консервные банки за псом, за ним волочатся коробочки с подарками.
Неожиданно ладонь Касьянова накрывает мою сверху. Перестаю видеть сцену. Но начинаю остро чувствовать запах его парфюма. В груди пульсирует от его этого жеста. Звуки отдаляются. Слепо пялюсь на сцену.
И мне кажется, он всё ближе и ближе… Веки мои смыкаются от остроты ощущений. Я зависаю в этой остроте, чувствуя, как гладит он мои пальцы. Тёплые губы неожиданно прикасаются к моему ушку. Вдохнув, замираю, забывая, как выдохнуть.
— Антракт, Синичка… — вкрадчиво.
Внизу живота трепещет. Сжимаю бёдра, пугаясь этих ощущений.
Свет разгорается. Перевожу на него смущенный взгляд.
— Как можно было уснуть под ЭТО? — скептически косится на меня.
Я не спала!
Но лучше пусть думает так.
Пожимаю плечами.
В холле Дед Мороз встречает детей небольшими подарочками. Заметив его, Ариша резко притормаживает, вцепляясь в моё платье.
— Неть!
Тащит сквозь толпу меня обратно к первому ряду.
Переглянувшись с Касьяновым, молча решаем переждать антракт в зале. Нас не выгоняют. Подозреваю, потому что тоже знают, что Касьянов зять режиссёра. А может еще по какой причине. Но в зале мы одни.
Ариша бегает по сцене. Я, опираясь на край сцены спиной, разглядываю развалившегося в кресле Питбуля. Взгляд скользит по бедрам, обтянутым брюками в… Морковка у него, понимаете ли! Закатываю от возмущения глаза.
Хмуро листает что-то в телефоне.
— Лобов? — настороженно уточняю я.
— Вот ведь пакость какая. Ну что ему в праздник заняться нечем? — оскаливается Касьянов.
Задумчиво смотрит в высокий потолок.
— Иди-ка сюда, Синичка. Сейчас мы его озаботим…
— Чем? — присаживаюсь рядом.
— Чем можно озаботить женатого мужика? Как режиссёр мне скажи.
— Жену с любовницей познакомить? — улыбаюсь неуверенно я.
— Ну вот и понималка заработала. Молодец, Синичка! Давай… — переключает что-то в телефоне. — Пиши его жене.
— Что писать-то?! — кручу в руках телефон.
— Пиши… Ну что пишут в таких случаях?
— Откуда мне знать?!
— Хм… Что вы с ним любите друг друга, и ты на пятом месяце.
— Что?!
— Давай! Симка анонимная. Пиши искренне, душевно. И фотку УЗИ приложи. Проси её слёзно мужа отпустить туда, где его больше любят! Напиши, что тебе семнадцать. А то как-то бестолково у него праздник проходит. Мы напрягаемся, а он нет.
А жена его, кстати, видела, что я вся заплаканная была и лицо у меня было разбито, когда застала нас дома. Но сделала вид, что верит ему. А на меня смотрела как на последнюю… вот ту, за которую меня Касьянов поначалу принял.