Савва Сторожевский

«Французы в громадных силах пришли в русские владения, пришли разорять нашу родину и уже подошли к святому нашему городу, сердцу государства и источнику нашего благосостояния; но они не знают нашего характера и думают, что мы склоним шею под ярмо и что, поставленные в необходимость выбирать между нашими домами и нашей свободой, мы, как уже другие народы, предпочтем влачить оковы, отказавшись от нашей народной гордости, составляющей силу всякого народа. Но нет, Наполеон ошибается: мы слишком просвещены, чтобы ненавидеть его тиранство, и недостаточно развращены, чтобы предпочесть рабство свободе. Напрасно он надеется понудить нас силою своих несметных армий заключить мир; и тут он ошибается: народ наш кочевой, и сильные царства нашего, имея возможность переселять целые народности, прикажут своим крестьянам бежать в пустыни и дебри, чтобы избежать нашествия и даже, если нужно, уничтожать города и села, скорее, чем отдать их истинному варвару, власть которого нам ненавистнее самой смерти.

Мы знаем также, продолжал он, что Наполеон очень сильно рассчитывает на прежние препирательства между монархом и дворянством; но любовь к родине заглушает все прежние несогласия: он еще надеется вооружить народ против дворян: тщетные старания! Народ, по вере своей, должен подчиняться господам своим и не поверит обманчивым обещаниям того, кто жжет его избы, убивает детей, опустошает нивы и оскверняет храмы; впрочем, не вся ли Европа имеет перед глазами разительные примеры его хитрости? Испания поверила в искренность его союза, и теперь она — одно громадное кладбище! Короновавший его первосвященник, посадивший скромного гражданина на первый в мире трон, получил ли что в благодарность за этот венец? Суровый плен! А ваша родина, которая нам, иностранцам, кажется забывшей породу св. Людовика, какую награду получила она за свою покорность? Лишь постоянные новые налоги для оплачивания царедворцев или для удовлетворения роскоши семейства, жадного на удовольствия. Сверх того у вас бесчисленные изгнания, тайные казни, даже сама мысль ваша окована; целые поколения людей поглощены войной, и матерям вашим остается, наконец, только проклинать свою плодовитость. Вот, сказал мне этот почтенный старец, положение, в которое поставил вас тиран; тиран тем более пустой и противный, что, родившись в темной среде, имея ли одного слугу, он ныне желает покорить под свои ноги весь мир, желает даже королей заставлять ожидать в своей передней. Ах! если бы я не боялся оскорбить величие нашего монарха, которого мы любим, как и он нас, я бы провел параллель между вашим императором и нашим… Но такое сравнение показало бы лишь разительную противоположность и значило бы противополагать преступление добродетели».

Затем схимник рассказал французу про пребывание Императора Александра Павловича в Москве, про энтузиазм, проявленный дворянством на его призыв к защите родины, про письмо митрополита Платона и про священную хоругвь Св. Сергия Радонежского, подаренную им армии (ополчению) и пр. Все это глубоко поразило Лабома, и он «проникся уважением к нации, проявляющей в несчастии столько величия, и сам себе говорил: непобедим тот народ, который, оставаясь твердым в своей нравственности, не падает духом при виде опасности и в сохранении своей веры и обычаев видит собственное свое спасение».

«На следующее утро очень рано мы покинули этот монастырь. Удаляясь, я оглянулся назад и увидел, как первые лучи восходящего солнца осветили верхушки этих высоких стен, долженствовавших ограждать мир и тишину, и которые вместо этого после отъезда нашего подверглись ужасному грабежу»[4].

Так совпадают в этом случае предание и история в отношении наружных фактов. Остальное известно: принц Евгений действительно один из немногих благополучно возвратился во Францию из гибельного похода, перенеся все ужасы отступления, и первая часть предсказания таинственного старца таким образом оправдалась.

Что касается второй части, то, казалось бы, обстоятельства того времени, и при тогдашней политической обстановке она имела весьма мало шансов оправдаться. Но случилось иначе.

После отречения Наполеона в Фонтенбло в марте 1814 года принц Евгений, сдав, на основании мирного договора с союзниками, Италию австрийцам, прибыл уже как частное лицо в Париж и Малмезон и здесь, у изголовья смертельно заболевшей матери своей, впервые встретился с Императором Александром I, которому очень понравился.