Савва Сторожевский

Поэма Л. Мея подвигла художника на создание самостоятельной лицевой рукописной книги, в которой присутствуют уникальные инициалы, заставки, миниатюры и маргиналии — заметки-рисунки.

Для «Избавителя» были нарисованы 15 миниатюр-иллюстраций. Среди них изображения зверей, включая медведя, вид на Саввино-Сторожевский монастырь, интерьер храма обители с иконой старца Саввы, царский выезд в Звенигород на охоту, приготовления к охоте, а также поединок царя с медведем, чудесное спасение от зверя, монастырская братия и семья государя Алексея Михайловича.

Некоторые рукописные буквенные инициалы Самокиша явно напоминают о традиции Андрея Рублева в оформлении старинных книг.

«Избавитель», иллюстрированный Н. С. Самокишем, выходил также и отдельным изданием.

Как любил Государь, православный Царь,

Алексей-Государь свет Михайлович,

Как любил Государь — больно жаловал

Ту потеху свою государскую,

Ту охоту свою соколиную;

Да любил Государь позабавиться —

Заоблавить в дуброве сохатого,

Аль расправить плечо неподатное

И медведя поднять на рогатину…

Вот и было к весне, о Грачевнике,

Приезжал Государь со боярами

В свою отчину, город Звенигород —

Помолиться Святому угоднику;

В келью стал к самому настоятелю…

Будет так, о полудне, на третий день,

Мужичок и приходит к келейнику:

«Обошел я медведя для батюшки,

Для Царя Алексея Михайловича,

Там и там: матерой, да породливый,

Только Царской руке и угодливый».

Доложили Царю — усмехается,

А с самим собой думу думает:

«Аль пойти — в одиночку помериться,

В молодецкой удаче провериться».

И пошел… За плечами рогатина,

А у пояса нож златокованый…

И пошел монастырскою пущею…

Видит — тропка проложена по снегу,

И промерзлые сучья надломаны —

«Быть сюда!» И пошел, не задумавшись,

По тропе снеговой, меж березами.

Что ни шаг, то нога оступается,

В снег уходит глубоко, а охабень[2]

Заметает сугробы, а инеем

Вся бобровая шапка осыпана…

Засветилась полянка… Под соснами

Куча хвороста снегом надавлена,

Белый пар так и валит в отдушины;

Тут берлога… И Царь сноровляется:

У рогатины жало осматривал,

Поясок свой шелковый подтягивал,

С плеч спускал соболиный свой охабень.

И задумал загадку мудреную:

«Быть — не быть, а свалить косолапого…

Не управлюсь — и Русь не управится,

А управлюсь — навеки прославится».

И поднял он корягу из-под снега

И ударил корягой по хворосту:

И медведь заревел, индо дерево

Над берлогой его закачалося;

Показал он башку желтоглазую,

Вылез вон из берлоги с оглядкою,

Дыбом встал и полез на охотника,

А полез — угодил на рогатину.

Под косматой лопаткою хрустнуло,

Черно-бурая шерсть побагровела…

Обозлился медведь, и рогатину

Перешиб пополам, словно жердочку,

И подмял под себя он охотника,

И налег на него всею тушею.

Не сробел Государь, руку к поясу —

Хвать!., ан нож-то его златокованый

И сорвался с цепочки серебряной…

Воздохнул Государь — и в последнее

Осенил он себя Крестным знаменьем…

Вдруг скользнула с плеча его Царского

Стопудовая лапа медвежая;

Разогнулися когти и замерли,

И медведь захрипел, как удавленный,

И свалился он на бок колодою…

Глянул Царь — видит старца маститого:

Ряса инока, взгляд благовестника,

В шуйце крест золотой, а десницею

Опустил он топор окровавленный…

Поднялся Государь — нету инока;

Как во сне приходил — и никем-кого

На полянке и между деревьями,

Только зверь околелый валяется, И башка у него вся раскроена.

Постоял Государь, поглядел кругом

И пошел в монастырь, призадумавшись.

А пришел, все сказал настоятелю

И велел привести честных иноков

Перед очи свои Государевы.

Все пришли, а его избавителя

Между честными старцами не было.

Царь и крепче того призадумался:

«Помощь свыше, десница Господняя!» —

Молвил он и пошел в церковь Божию.

Там на Царское место, у клироса,

Становился и начал молитися

Перед образом светлым Угодника;

Да как глянул на лик Преподобного —

Так и пал на чело свое Царское:

Понял — кто был его избавителем.

На другой день за ранней обеднею

Отслужил он молебен Угоднику

И вернулся к Москве белокаменной.

А вернувшись к Москве белокаменной,

Ко Двору своему златоверхому,