Сапуниха(СИ)

Посередине их просторного двора устраивали ток: врывали столб, и две лошадки, привязанные к нему, ходили по кругу, обмолачивая новый урожай. И здесь пособляла, правя конями. Вокруг тока в два ряда лежали пшеница, жито. Сложенная новина сливалась в золотисто-жёлтое кольцо - весёлый и дорогой цвет. Да тяжек и изматывающ труд селянина ради краюхи хлеба, ради круга жизни... Работала вся семья, от мала до велика, дружно работала. Но вот пришло время обеда. Отец, перекрестясь на иконы, первым брал большую деревянную ложку, черпал густые щи, вслед и остальные, обжигаясь, смачно уплетали мамину стряпню. После ребятне разрешено поиграть, искупаться. Купаться, купаться! Хотя Илья-пророк остудил воду, для детей прохлада желанна и упоительна. Стайкой неслись к реченьке, снимая на ходу одежонку, с разбегу плюхались в рябь волн, вздымая фонтаны радужных брызг. Смех, визг, отфыркивание, кашель (кто-то в азарте догонялок хлебанул водички) неслись из природной купели. Потом шум утихал: часть малышей улеглась на бережке, нагребая под и на себя горячий песок и нежась на припёке, а часть, отойдя от всех, осторожно забредала на мель к шамаре* с телорезом*. В руках - маленькая кошёлка с листьями крапивы и лопуха и решето с обмазанными тестом краями, которое опускалось в неспешное течение. Жирные, вертлявые пескари тыкались мордочками в него, вызывая любопытство и запал детворы. Мельтешили крапистые спинки: рассыпались в разные стороны, кружились вокруг, возвращались к приманке, щекотали икры ног. Медленно орудие лова поднималось из воды... По ситу прыгала рыбка, её пересыпали в корзиночку, прикрывая большим листом лопуха...

Улыбнулась воспоминаниям, вздохнула, глянув на висевшую плетью левую руку. Годы убежали, здоровье ушло... Нет, не ловить ей больше пескарей... Да и не выйти к Лиске... Снова взглянула в окно. Никого. Ни единой души за день. Перекрестилась и вновь предалась воспоминаниям...

Всегда с нетерпением ждали Пасху - после великого поста разговлялись, а уж разговеться было чем, хотя в хозяйстве имелось всего три коровы, две пары быков, две лошади. Сновали по двору куры, гуси, утки. Южели* в сарайчике поросята... Правда, семейка-то большая: одиннадцать чад дал Бог родителям! Всякому находилось дело по плечу в любое время года. Труд, изнуряющий труд сопровождал крестьянство и казачество всю жизнь, особенно тех, у кого много едоков. Жили по принципу "как потопаешь - так и полопаешь". Хотя, случалось, топали до потери пульса, а лопать приходилось тюрю*... Поэтому ждали, особенно детвора, светлый праздник - Великое Христово воскресение, ведь стол полнился вкуснятиной, можно наесться до отвала, а потом - играть, играть... Спозаранку во всех комнатах жилища возникала приподнятая суета. Убирались к заутрене, кто не мог выдержать всенощную, поправляли шалечки* на плечах, вновь и вновь придирчиво разглядывали обувку.... Рубленый, обмазанный с чамориком*, курень* радостно желтел на солнце, усмехался побелёнными углами, раскрашенными ставнями. Выскобленные к празднику горница, теплушка*, переборка* и длинный коридор сияли чистотой - ждали хозяев с гостями. Подворье с большим сараем и базами тоже прибрано. Сарай разделялся на две половины: в одной стояли лошади, а во второй - необходимая в хозяйстве техника: сеялки, молотилка, веялка, плуги... В "технической" половине, в выбеленном углу блестел отполированный локтями стол, за котором собирались казаки погутарить* о насущном, о наболевшем и просто покурить.

Бабушка Марфа, щурясь, заслоняясь ладонью от светила, выглядывала на дорогу, ведущую в Скворин, где высилась церковь и откуда долетал перезвон колоколов. Ребятишки вертелись по двору, младшие скакали верхом на хворостинке, гоняли обруч от кадушки, старшие, подражая взрослым, сидели на резном крылечке, щёлкали семечки, тихонько пырская в кулачки. Бабуля, обернувшись ко всем, ласково улыбаясь, произносит: "Вон с Пришиби (балка звалась так) идуть - пора садиться за стол - разговляться".

Это означало: выстояв всенощную, обойдя трижды церковь с процессией, что возглавлял батюшка, люд возвращался домой. Отец Григорий освятил многочисленные "паски" (куличи), что красовались на расстелённой парусине, и старцы отрезали от праздничных сдоб по кусочку для настоятеля и служителей прихода. Казаки подошли к кресту с иконами, целовали их, оставив для пожертвования кто алтын, кто пятачок, а кто пасхальную яичечку. И потянулась пёстрая и яркая толпа по домам - издалека видать нарядные платки и юбки, алые околышки фуражек да лампасы того же цвета.