Сапфировая книга

«All alone in the moonlight I can dream at the old days»,[33] — пела я для него одного. Акустика в этом зале была превосходная, было такое ощущение, что я пою с микрофоном. Хотя, может, всё дело было в том, что все стояли тихо как мышки. «Let the memory live again».[34] Это гораздо веселее, чем обычное караоке. Очень, очень крутая вечеринка. Даже если всё это мне только снится, и в комнату сейчас войдёт папа Синтии и как следует нас отчитает. Ну и пусть, ведь этот миг того стоит.

Вот только если я вдруг решу кому-нибудь об этом рассказать, мне ведь всё равно ни за что не поверят!

~~~

Time ain’t nothin’ but time. It’s a verse with no rhyme, and it all comes down to you.

Bon Jovi, «Next 100 years»[35]

Глава одиннадцатая

Жаль только, что песня оказалась слишком короткой. Я решила было вставить несколько слов от себя, но такая вольность могла испортить общее впечатление. Немного недовольным голосом я пропела свой любимый куплет: «If you touch me, you’ll understand what happiness is. Look, a new day has begun»,[36] и ещё раз подумала о том, что эта песня вовсе не о кошках.

Наверное, дело в пунше, то есть наверняка, всё дело в пунше! Но, кажется, гостям моё пение понравилось никак не меньше, чем итальянские оперные арии. Во всяком случае, аплодировали они очень громко. Пока леди Бромптон семенила к нам, я наклонилась к Гидеону и растроганно сказала:

— Вот спасибо! Так мило, что ты меня поддержал! Оказывается, ты так хорошо играешь!

Он снова прикрыл лицо ладонями, будто пытаясь осознать, что же натворил.

Леди Бромптон обняла меня, а мистер Мершан не преминул поцеловать меня в обе щеки. Он назвал меня «золотым звоночком» и умолял продолжать пение.

Настроение у меня было преотличное, поэтому я, не задумываясь, запела бы дальше, но тут Гидеон быстро пришёл в себя, резко вскочил и схватил меня за руку.

— Эндрю Ллойд Уэббер,[37] без сомнения, был бы очень тронут, если бы узнал, что его произведение даже в этом обществе произвело такой фурор, но сейчас моей сестре необходим отдых. На прошлой неделе она перенесла тяжелейшее воспаление голосовых связок, поэтому врачи предписали ей во что бы то ни стало беречь голос, ведь иначе она может лишиться его навсегда.

— О нет, только не это, — воскликнула леди Бромптон. — Отчего же вы сразу не предупредили нас? Бедное дитя!

Тем временем я тихонько напевала «I feel pretty» из мюзикла «Вестсайдская история».[38]

— Я… Кажется, ваш пунш — это действительно очень особенный напиток, — сказал Гидеон. — По-моему, он помогает людям забыть о всякой предосторожности.

— О да, так оно и происходит, — сказала леди Бромптон. Лицо её при этом засияло. Немного понизив голос, она продолжала: — Только что вы раскрыли тайну успеха моих званых ужинов. Весь высший свет Лондона завидует нашим радостным торжествам, все страстно желают оказаться в числе наших гостей. Но мне понадобилось много лет, чтобы усовершенствовать рецепт этого пунша. Поэтому лишь на смертном одре я раскрою тайну его приготовления.

— Как жаль, — сказала я. — Но не могу не согласиться, ваше суаре оказалось куда приятнее, чем я могла себе представить! Меня уверяли, что будет скучная, натянутая атмосфера…

— Её гувернантка — немного консервативная особа, — перебил меня Гидеон. — К сожалению, нужно признать, что общественная жизнь в Дербишире немного отстала в развитии.

Леди Бромптон захихикала.

— О да, в этом сомневаться не приходится. А вот и лорд Алестер!

Она поглядела на дверь, в которую как раз вошёл лорд Бромптон вместе с новоприбывшим гостем. Это был мужчина средних лет (точно определить его возраст было довольно сложно, потому что голову его украшал белоснежный парик). Его сюртук был густо усыпан драгоценными камнями и отделан блестящей вышивкой, казалось, этот наряд сияет, как ярчайше созвездие. Блеск его одежды оттеняло ещё и то, что за новым гостем неотступно следовал какой-то мужчина, одетый во всё чёрное. Он был укутан в чёрный плащ, волосы у него тоже были иссиня-чёрными, а лицо — бледным, с оливковым оттенком. Уже издалека я заметила его огромные чёрные глаза, которые очень напоминали бесстрастные чёрные дыры, прямо как у графа Ракоци. Он ярко выделялся в этом обществе разодетых и увешанных бриллиантами господ.

— Я уж было подумала, Алестер так и не почтит нас своим присутствием. Хотя веселья бы это не убавило, если хотите знать моё мнение. Его участие в светских раутах никогда не способствовало душевным разговорам и радостному настроению. Попробую-ка я уговорить его выпить бокальчик пунша и как бы невзначай пригласить к карточному столу…

— А мы попробуем поднять его настроение своей музыкой, — сказал мистер Мершан и сел за спинет. — Не окажите ли вы мне такую честь, леди Лавиния? Может, Cosi fan tutte?[39]

Гидеон обвил мою руку вокруг своего локтя и отвёл меня на несколько шагов.

— И сколько же ты, чёрт возьми, успела выпить?