— Зато ты дал мне побыть рядом с собой. Это важнее. Важнее всего.
Он улыбнулся, глядя прямо перед собой, — усталый мужчина, крепкий, но подточенный постоянным беспокойством. Она находилась в одной с ним лодке.
— Все могло пойти иначе, если бы тот умелец подлил раствор кому-нибудь другому — не тебе.
— Хорошо, что он выбрал мой стакан. Я рада.
— Ты просто не прожила другую ветку событий.
— И не хочу.
Она нашла Марио и полюбила его. Они стали семьей, командой, двумя самыми близкими на свете людьми, и они вместе пройдут этот путь до конца.
— А на вилле, думается мне, я так и не приживусь.
— Почему?
— Она… слишком большая для меня одной. И пустая. Твое бунгало куда уютнее.
— Мне жаль, Лана…
Вот он и произнес эти слова вслух — те самые, которые долгое время хотел ей сказать. О том, что боится за нее, переживает, о том, что не в состоянии даже представить, что случится с ней после «комнаты», если…
— Не надо, Мо. Никогда ни о чем не сожалей. Мы живы. Живы сейчас — это ведь самое важное?
— Мне становится легче, когда ты обнимаешь меня.
От его честности на ее глазах выступали слезы — Лана не позволяла им пролиться.
— Я буду обнимать тебя всю ночь. И следующую. И ту, что за ней. Знаешь, никогда не думала, что спать — просто спать с любимым мужчиной — это такое счастье.
— Это дом. Который в сердце.
— Точно.
Они слышали друг друга и чувствовали. Отель тонул в сгущающихся сумерках, а им были не нужны слова. Пролегала граница между городами, днями, между событиями. Но не было границы между их сердцами.
— Ты хочешь спать слева или справа?
— Я хочу спать с тобой. И не важно, с какой стороны.
— А в душ?
— А вот в душ — я первая.
В обед следующего дня они впервые повздорили.
— Зачем, Марио? Ведь не нужно… Зачем?
Он не успел прикрыть ладонью крышку ноутбука, и Лана, которая, с десяти утра безотрывно сидела снизу, а теперь бесшумно поднялась по обитым ковролином ступенькам на второй этаж, успела прочитать заголовок файла-«завещания».
Прочитала и почему-то одеревенела. Мо, рассмотревший тень ужаса в ее глазах, тут же поднялся с места, подошел, попытался взять ее за руки — она не далась, отдернула ладони.
— Лана, будь прагматичной.
— Прагматичной? Это, в смысле, без веры в светлое будущее?
— Да почему без веры? Но есть же и рациональный подход…
— Это… не подход, — она не могла подыскать слов. — Это… Ты не веришь, что у меня получится? Почему? Я же работаю…
— Ты работаешь. Но результат не гарантирован. Никому не был бы гарантирован — ни мне, ни самому Химику.
— Я… — она злилась на Мо. За то, что он, прикрываясь бравадой, все это время, так или иначе, думал о собственной смерти не просто как о возможном варианте, но как об ожидаемом варианте. — Это не честно, Марио. Не честно. Я ведь точно могу найти для тебя, если не сапфир, то… не знаю… алмаз. Или рубин, или тот же оникс…
— Я не хочу оникс, Лана.
— Не хочешь жить?
Ее ладони теперь тряслись и будто жили собственной жизнью — она никак не могла их унять.
— Я хочу жить… но не так.
— Как?
— Не с постоянным обратным отсчетом в мозгу.
— Этот «обратный отсчет» дал бы тебе время. Нам время. И за это время мы, возможно, смогли бы снова отыскать Химика, возможно, он усовершенствовал бы раствор…
— «Возможно, возможно…» — Мо злился тоже. — А возможно мы никогда бы его больше не нашли. И после этого корили бы себя за то, что не использовали данный нам шанс по-настоящему. На все сто.
— Мы и так используем его на все сто!
— Нет, пока в твоей голове существует идея об отступлении! О рубинах, лараитах, ониксах и другой подобной хрени. Я не хочу очередной оникс, Лана, понимаешь? Не хочу так жить!
«Даже со мной?» — смаргивали слезы ее глаза.
«Даже с тобой».
Она понимала его. И, все же, ненавидела пессимистичный подход.
— Ты не веришь, вот что ты делаешь, — процедила жестко и разочарованно. — И своим безверием ты притягиваешь собственные страхи о том, что ничего не получится. И ведь притянешь.
— Это не сказка, черт тебя дери. И не закон притяжения в действии!
— Это именно он.
Она сочилась желчью. Она любила Марио, но ненавидела мысль о том, что он может поддаться слабости. Потому что если он, то и она. А она не хочет. Она будет драться до конца, даже если он составит это гребаное завещание, подпишет его и отправится в садовый центр за лопаткой, чтобы наперед вырыть себе могилу.
— Цветов заранее себе не забудь заказать, — выплюнула тихо. — Потому что я их не принесу.
— Дурочка…
Он обнял ее против ее воли. И долго держал, похожую на замерзшего воробушка, — пытался отогреть. Не отогрел, так и отпустил деревянную прочь.
Вниз по лестнице Лана спускалась молча.
Берилл — четыре длинных луча, один короткий. Хрусталь — ворох хаотичных бликов. Циркон — ровный беспрерывный свет, пульсирующий через интервалы в две «обычных» секунды. Зарисовала, запомнила, зазубрила.