Санара. Новая руна

– Нет, не нужно. Моя Элео-часть от него «кривеет». Точнее, кривеет человеческая, а следом начинаются неадекватные действия при такой-то мощности. В общем, сложно объяснить.

– Я понял.

Будь я обычной, вместо воды и еды наседала бы на Аида с вопросом «как отсюда выйти?». Но теперь просто сидела с ним и ощущала себя хорошо, правильно. Плевать, что внутри непонятной тюрьмы, что все еще взаперти. Он пришел, услышал – вместе мы отыщем выход. А торопливость – удел тех, кто верит, что времени на что-то может не хватить. Не может. Вопрос: наслаждаешься ли ты той минутой, которую имеешь в распоряжении, или обмениваешь ее на беспокойство?

Я наслаждалась. Но незримо нервничал Аид – не волновался, скорее, рябил, как озерная гладь под неугомонным ветром. Сделал то, что делал редко – вытащил из кармана сигареты, щелкнул зажигалкой, прикурил.

Потянуло дымом; вспомнился отец.

Не сам он (отец никогда не курил), но детство, когда к нам в гости захаживали его друзья. Они иногда курили на балконе – в квартиру тянуло. Нахлынуло нечто далекое, почти забытое – воспоминания за сотни тысяч световых лет отсюда.

– Так из этого круга можно выйти?

– Мне – да.

– А мне?

– Тоже. Но не все просто.

– Объяснишь?

– Да. Но хочу сначала попросить кое о чем, раз уж мы попали в ситуацию, в которой помочь тебе могу только я.

– Похоже на шантаж. – Я не напрягалась и не волновалась, отшучивалась.

– Скорее, просьба.

«Того, кто воспользовался положением».

Что ж, он имел на это право.

– И после ты вытащишь меня отсюда?

– Я бы ответил «да», но кое-что будет зависеть и от тебя тоже.

– Интригует.

Мы помолчали. Все ниже солнце, все ближе вечер. Неужели мы заночуем здесь, пока обсудим все детали? Хорошо, что есть зажигалка, но вот незадача – нет дров, и, значит, костра тоже не будет.

– В чем заключается твоя просьба? – я рассматривала профиль Аида. Очередная затяжка; пепел упал на песок, незамеченный.

– Хочу, чтобы ты рассказала мне о том, кто ты. Кем ты была в прошлом, Нова.

Шах и мат. Мог бы быть, если воспринимать его таковым.

– Откуда мы знали друг друга, кем являлись, как пересеклись?

Теперь на мое окаменевшее лицо смотрел он. Подловил вовремя, ничего не скажешь. Отказать в сведениях можно, но стоит ли? Теперь, когда столько пройдено, когда, наверное, для правды настало время.

– Без проблем, – отозвалась я негромко. Он не ожидал, что я сдамся так легко и просто, но сдается тот, кто борется, я же просто текла вне времени хрустальным потоком. – Пообещай, что ты никогда не причинишь вреда тем людям, которые когда-то были мне родными, не используешь их, как рычаги, средство давления на меня. Не сделаешь им больно прямо или косвенно, по случайности.

Я формулировала, как юрист, но с Санарой иначе нельзя.

Молчал он недолго. Докурил, потушил сигарету, сложил на поясе руки. Посмотрел на меня тяжело и невесомо.

– Обещаю.

Я улыбнулась. С ним бывает просто.

– Так как тебя звали?

Отвечая на вопрос, я смотрела ему в глаза. Почти без грусти и даже без упрека.

– Когда-то меня звали… Леа Ренале.

Его чуть более заметную, нежели обычно, бледность можно было списать на неверный свет надвигающихся сумерек. Мелькали под закрытыми веками изображения – внутренний фильм, – губы плотно сжаты. Санара выглядел так, будто получил не слишком сильный, но все-таки удар туда, где не был защищен. Не в пресс, не в грудь или накачанный бок, но прогнувшийся под чувством вины угол сердца.

– Леа… – произнес он так, словно желал сказать «я должен был догадаться».

Я молчала. Все просто. Только имя, и не нужно объяснять, кем мы были друг другу в прошлом и как именно пересекались. Я предполагала, что Санара и сам всё отлично помнил.

Воспоминания о тех временах приблизились, освещенные хвостом невидимой кометы – через минуту снова поблекнут. Но пока вечерняя лавка, умытая после грозы улица перед «Бонзой», мы на ней вместе. Морось. Меня только что бросил Кевин, а через минуту перекресток, на котором я погибну.

– Я приходил к тебе, – вдруг хриплым голосом сказал Аид. – Дважды в неделю.

– Ко мне?

– В больницу. Ты была в коме. А после… исчезла.

«Я так и не понял, что случилось. Я мучил врачей, угрожал им, смотрел записи видеонаблюдений, запугивал персонал, вынуждал их сообщить мне правду. Но никто не смог».

Аид не просто помнил меня, он – теперь я чувствовала его тоску кожей – очень переживал тогда. Вроде бы уже не важно, но почему-то важно, тепло. Хоть и грустный флер в целом вышел у этой истории.

– Видишь, как получилось… Ты хотел отвадить меня от книг Древних, а сделал так, что теперь я могу напрямую их читать.

«Один шанс на миллион, – читалось по лицу моего соседа, – на миллиард. На подобный исход».

Теперь мы сидели рядом дважды близкие. Тогда и сейчас. Стерлась грань между временными отрезками, и в настоящее бесшумно ступали картины из прошлого – их поднимала на поверхность память.

Слова ворочались на языке Санары неуклюжие, их душили непривычные для него чувства. Я понимала, знала о них.

– Я не хотел. Если бы ни нужда… ни просьба нежелательный исход предотвратить, наши судьбы никогда не пересеклись бы.

– Я знаю.

Тишина.