Самый жаркий день (СИ)

– Молитвы мои не только Господу уходят, – усмехнулся Феофил. – Прощай, Александра. Благословлять не буду – не положено.

Я смотрела вслед удаляющемуся епископу и пыталась осознать состоявшийся разговор. Иерей Михаил мне заранее не нравился – он будет преследовать какие-то церковные интересы, и как это скажется на одной манихейке…

Полковник Кульмин не успокоился и через коменданта каторги вытребовал все же для «проведения пробных стрельб» бывшего промысловика Мартына, к которому в пару пришел все тот же Михайло Бондарь. Чудесный стрелок оказался мужиком к сорока, хотя по его потрепанному лицу сложно было определить возраст. Худощавый, низенький с очень острым взглядом. И не обритый по положенному по причине природной лысости. Сейчас он стоял на поле с мишенями и мял застиранную шапку. Бондарь примостился рядом с видом несколько независимым, но с интуитивно проявляемым почтением к большим господам.

К испытаниям проявил интерес и генерал Ланжерон, прибывший с небольшой свитой. К нему присоединился и теперь уже бывший военный губернатор, отбывающий в Петербург на днях. Морозец ослаб, но небо все еще было ясным, так что ничто не могло помешать стрельбе. Мартыну сначала вручили простое казнозарядное ружье, к которому он попросил два патрона.

Первым выстрелом он явно поразил чучело на трехстах саженях, присмотрелся, пробурчал что-то недовольно и вложил в камору второй заряд. Теперь прицеливание заняло совсем ало времени: «бах!» – и условная голова взорвалась обрывками соломы.

– Добрый выстрел, – аж крякнул Ланжерон. – Дайте ему это особое!

К новому оружию каторжанин присматривался дольше. Уже привычно открыл запор, заглянул через него в ствол, закрыл и проверил плотность прилегания. Затем он пошевелил винты крепежа прицельной трубки, хмыкнул и посмотрел на собравшихся вокруг господ, испрашивая разрешение обратиться. Генерал кивнул на меня.

– Ваше Сиятельство, а почему нет барана, чтобы вправо-влево настраивать?

– Не знаю, – удивилась я вопросу. – Прислали с завода, а изобретатель не приехал сам.

– Надо переделать. Вверх-вниз можно, но надо и вбок. От выстрелов сбиваться будет, всегда надо мочь подправить. Позволите патроны?

Мартыну подали коробку с бумажными, которых он выгреб сразу пять, а на латунные он посмотрел с изумлением и осторожно взял пару. Но начал с первых.

Мишень установили на шестистах саженях, и ее от нашего места было едва видно. Генералу поднесли зрительную трубу, и он дал команду начинать. Стрелок снял свою куцую куртку, оставшись в овчинной жилетке, расчистил себе место и лег поверх грубого сукна. Первого выстрела пришлось ждать минуту, и он, кажется, офицеров разочаровал.

– Мимо!

Каторжанин проворчал что-то себе под нос и подкрутил «барана», как он назвал винт. Я почувствовала талантом, что труба чуть приподнялась на дальнем конце. Снова выстрел, и даже мне было видно, что пуля прошла мишень навылет.

– Попал! – радостно крикнул Ланжерон.

Но Мартын тихо выругался и покосился на Бондаря.

– Михайло, – тихо окликнул он столичного мазурика. – Куда?

– Кажется, правее на пядь, не разглядеть было, – ответил Бондарь. – Ваше Высокопревосходительство! Дозвольте обратиться?

Александр Федорович нахмурился. То, что с ним посмел заговорить какой-то босяк осужденный, понравиться не могло, но и просьба скорее всего будет по делу. Теперь генерала распирало и от любопытства, и от возмущения. Первое победило.

– Ну, что ты мне поведать хочешь?

– Дозвольте зрительной трубой воспользоваться, – Бондарь являл собой аллегорию скромности, смирения и неловкости за то, что осмелился потревожить глупостью такого большого человека. – Стреляет Мартын далеко, надо помогать.

Промысловик вскочил и вытянулся по струнке, дождался кивка Ланжерона и пояснил:

– В такой дали пуля отклоняется по самым разным основаниям. Она и об воздух трется, и ветром ее сносит, и ствол каждый из себя особенный, навеска разная пороха, хотя тут патроны хороши, – Мартын поклонился мне. – И пули как близняшки, и пороху как Господь отмерил. Дозвольте Михайле присмотреться. Ружье хорошо, но характер его понять надобно.

Генерал переглянулся с Кульминым и молча протянул трубу. Бондарь поклонился и пристроился рядом с лежкой стрелка. Тот снова зарядил оружие и выстрелил.

– Пядь направо было, высотой в грудь, – сказал Михайло, внимательно следивший за мишенью.

Мартын сверкнул глазом, снова вставил патрон и нажал скобу. Даже я со своего места видела, как взорвалась «голова» мишени. Ланжерон и полковник переглянулись, и Александр Федорович несколько раз хлопнул ладонями, выражая свое восхищение результатом. А стрелок пригляделся и указал рукой на дерево, раскинувшее голые, залепленные снегом ветви шагах в восьмистах от его позиции. Кульмин недоверчиво хмыкнул, но Мартын поправил винт на прицельной трубе и приник к ней, оставив между срезом и глазом расстояние в пару пальцев. Я догадалась, что в противном случае отдачей можно получить неприятную рану.

Снова выстрел, из дула вырвался короткий сноп пламени и облако дыма, но Бондарь, лежащий чуть в стороне, крикнул:

– Попал! Как есть попал!