Самый жаркий день (СИ)

После Рождества полковник Некрасов не стал затягивать наш разговор и пригласил прогуляться вдоль берега Урала уже через два дня. Мороз к тому времени отступил, небо затянуло низкими тучами, природа же решила навести побольше красоты и порадовала приятным глазу снегопадом, когда снежинки не гонимы ветром и зло клюют глаза и щеки, а медленно парят в воздухе, плавно опускаясь на землю. Солдатами были расчищены дорожки, по которым чинно прогуливались оренбуржцы, среди которых нашлось место и нам.

– Почему не в тепле, Николай Алексеевич?

Полковник обрядился в потертую шубу, а ноги обул в новые валенки фабричной выделки. Я же подсмотрела у местных кайсаков их одежку – теплые войлочные байпаки, как чулки надеваемые под сапоги, так что и сама не мерзла.

– Разговор у нас не то, чтобы тайный, но и слушать его раньше времени посторонним не стоит, – ответил Некрасов. – Так что прогуляемся, а я еще и удовольствие получу от сопровождения столь милой барышни. Не замерзнете ведь?

– Нет, господин полковник. День чудесный.

Мы молча шли еще с минуту, и я невольно залюбовалась покрытой льдом рекой. С прибрежного холма носились на санках детишки, чуть поодаль у исходящих паром прорубей бабы полоскали белье. Сами они оставались в одних рубахах, разгоряченные тяжелой работой.

– Я буду сопровождать Вас в экспедиции, – сказал вдруг Некрасов. – Не в мои годы, конечно, такие приключения, но чую, что так будет лучше.

Я хмыкнула, а полковник понял это по-своему.

– Нет, я не освещенный, и таланта Государя прошлого и нынешнего у меня нет. Ой, не делайте такие глаза, как будто я не знаю, что сие – тайна государственная. Но так получилось, что мне знать такое положено. Возможно именно поэтому мой собственный приказ – поступать по усмотрению, а я таковое вижу, исходя из имеющихся донесений и собственного опыта. Что Вы знаете о русской разведке, Александра Платоновна?

– То, что ее как будто и нет, – проворчала я.

– Верно, – Николай Алексеевич улыбнулся довольно. – Ее нет, а вот как бы и есть. Страна наша, Ваша Светлость, богоспасаема и прекрасна, но порядка в ней порой маловато. Отсюда и таинственность порой бывает избыточна. Настолько, что вредит делу. Вот Аракчеев…

– С которым мы давеча как раз обсуждали, что нет у Империи такой нужной службы. И что Бенкендорфу ее создавать тоже не следует поручать.

– Именно, – согласился полковник. – Александра Христофоровича я лично, конечно, не знаю, но мнение о нем у меня посредственное. Служака, который в усердии своем врагов внутренних выследить может, но вот внешних под носом своим не увидит. Старый граф Ростопчин куда как хватче был, но возраст…

Федора Васильевича я вспоминала с теплотой по сей день, но свою отставку он принял безропотно и укатил с дочерью Елизаветой в Крым еще в августе. Весточки от него никакой не было, да и станет ли граф посылать ее мне, тем более сюда.

– Вот и получается, что служба разведки внешней у нас как бы формально отсутствует, но определенный штат при интендантстве имеется. Сидит в главном управлении незаметный человек, которому порой фельдъегерь привозит пакет из дворца, а он в ответ отправляет. Но служение такое считается…

– Неприличным, – подсказала я.

– Именно. Не достойным звания дворянина. Удивительно, правда? Наушничать на близкого за грех не считается, а приоткрывать иностранные секреты – не благородно. Отсюда и сомнительная порой польза от меня и моих коллег. Чаю я, что изменится все в ближайшее время, Николай Павлович на нас, сирых, внимание свое уже обратил. Вот та самая переписка с дворцом в последний месяц ой как увеличилась.

– И Вы все это знаете, сидя тут, в Оренбурге? – удивилась я.

Некрасов пнул валенком комок слежавшегося снега и ответил:

– Ваши паровозы делают страну меньше, Александра Платоновна. Там, где раньше приходилось ждать месяцами, теперь за неделю можно управиться. И пакет неприметный для меня из Петербурга доставляется в удивительно короткие сроки. И от меня, соответственно. Почтовая служба в поезда мертвой хваткой тоже вцепилась, а фельдъегерская уже отдельные вагоны прицепляет.

Я задумалась. Размеры России всегда были и ее благом, и бедой. Прирастая территориями, страна становилась все более неповоротливой, власть в столице зачастую просто не представляла, что делается в отдаленных губерниях. Тот же Пестель в Иркутске мог творить что угодно, как, собственно, и делал, а даже слухи о его бесчинствах в Петербург попадали или случайно, или стараниями недоброжелателей его.

Теперь же любой чиновник должен был оглядываться на строгое столичное указание, которое придет не через год, а уже завтра, доставленное по железной дороге посредством силы огня и порождаемого им пара.

– Не нравятся мне вести, которые я с юга получаю, – вдруг сменил тему разговора интендантский полковник, переводя беседу к насущному вопросу. – Кайсаки из приближенных мной привозят странные новости от хивинских границ. Что появились в ханстве люди с белой кожей, а некоторые из них приставлены к сотникам отрядов хана. Догадаетесь о цвете мундиров?

– Красные, – выплюнула я.