Мы несколько раз натыкаемся на убитых жителей, брошенные автомобили и кровавые следы около входных дверей домов – картина угнетающая. Несмотря на весь мой опыт и не первый прорыв зараженных на моей памяти, внутри меня закипает гнев. Людей и так осталось мало, а сколько их могло выжить, если бы один священник не решил, что способен исцелить… чем? Словом Божьим? Бред.
Даже наука до сих пор не может найти лекарство для подавления вируса на последней стадии. Было бы неплохо, если вместо расстрела мы бы просто вводили моментально действующий препарат. Хрен знает, в чем сложность создать хотя бы вакцину (при наличии иммунов с разными побочными способностями), но ученым явно виднее.
Так странно смотреть, как очередной город практически пал под натиском заражения. Еще утром тут кипела своя жизнь, пусть мне и сложно ее представить, потому что моя – это бронированный грузовик и проверки. А сейчас здесь носятся от дома к дому зараженные, и их толпа на одном из перекрестков перекрывает нам путь к радиостанции.
Мы незаметно забегаем в первое попавшееся здание – школу. Нейт бубнит, что мы можем пройти через нее и таким образом неплохо срезать путь. Я машинально тянусь за шаром в карман, но света из соседних кабинетов и редких окон вполне достаточно, чтобы двигаться дальше.
Что ж, при всем моем скептическом отношении к другу Мартин, этот план кажется неплохим до тех пор, пока мы не выходим в основной коридор. Даже при минимальном свете мы видим блестящую кровавую дорожку на полу, уходящую вдаль за поворот, разбросанные и разорванные учебники, ручки и карандаши вместе с несколькими порванными рюкзаками. Один из пугающих фактов критичного заражения: его стремительное распространение. Детей и персонал школы проверили в первую очередь, поэтому они успели вернуться сюда, чтобы…
Черт возьми.
Повсюду следы крови, но… тел не видно.
Я поворачиваюсь к Мартин и Нейту и прикладываю палец к губам.
– Смотрите под ноги, – едва слышно говорю я и тихо выдвигаюсь вперед.
Здесь столько разбросанных вещей, что заскрипеть чем-нибудь или наступить на что-нибудь хрупкое – раз плюнуть.
Мы доходим до поворота, сворачиваем за угол и натыкаемся на разорванное тело – или, скорее, части тела. Рука, плечо, проломанная грудная клетка… все остальное исчезло в неизвестном направлении. И самое ужасное в том, что это осталось от ребенка.
Я останавливаюсь. Да уж, о таких деталях на курсах боевой подготовки вам не расскажут.
– Что там? – шепчет Ева и выглядывает из-за моей спины. Увидев эту картину, она непроизвольно дергается в сторону, налетев на меня и Нейта.
– Мартин? – Я машинально поворачиваюсь, чтобы перехватить ее.
– Нормально… все нормально… – бормочет Ева, а Нейт, вот сюрприз, молча бледнеет рядом с ней, хотя мог завизжать, как Руби Род*.
Мы осторожно обходим останки и стараемся не наступить в лужу крови рядом с грудной клеткой.
Чтоб это все.
Но через несколько метров и еще один коридор Ева вдруг тихо говорит:
– Нет, я… я не в порядке. Пять минут. Пожалуйста. – Она указывает на дверь душевых с туалетом. – Пять минут, и пойдем дальше.
Как это не вовремя, конечно. Но я смотрю на ее побледневшее лицо, которое в тусклом свете кажется практически белым, и киваю.
– Хорошо. – Я медленно открываю дверь душевой и проверяю все кабинки и каждый угол. – Чисто.
Когда Ева заходит внутрь, я оставляю Нейта дежурить у двери, а сам занимаю позицию у пересечения двух коридоров.
Но проходит пара минут, и я слышу характерное рычание и топот – кто-то движется к нам мимо кабинетов. Коридоры практически голые, укрыться здесь негде. Можно, конечно, забежать в душевую к Еве, вот только вряд ли она это оценит.
– Стучи ей, – говорю я Нейту. – И приготовься.
Я сжимаю винтовку, надеясь, что зараженный где-нибудь свернет. Но нет – судя по звукам, он на всех парах несется прямо к нам. Похоже, наше незаметное пребывание в этой школе окончено.
Я резко шагаю из-за угла и снимаю зараженного точным выстрелом до того, как он дотянется до моей шеи. Но приглашение на «вечеринку» уже прокатилось эхом по коридорам и этажам.
Глава 6. Ева
Не думала, что меня может ожидать нечто потяжелее страха смерти, переживания за своих близких или гнева из-за смерти брата. Но, оказывается, есть еще одно чувство – оно свалилось на меня мертвым грузом в том дурацком холодильнике и не отпускает до сих пор. Напротив, с каждым шагом, словом и принятым решением тяжелее ложится на мои плечи. Того и гляди, в любой момент придавит прямо к полу, и я уже никогда не смогу подняться.
Это вина. Она душит меня и тянет вниз, и только присутствие Инспектора и Нейта не дает мне окончательно утонуть, погрузившись в моральное самоистязание.