Самый кайф (сборник)

Как известно, Украина славится своими красными винами, способными и небольшой дозой свести с ума любого, не привыкшего к их своеобразной консистенции. А в поезде проводники торговали самыми плохими винами из самых плохих. Привыкшему русско-украинскому люду все нипочем, но в поезде ехал болгарин, и не просто болгарин, а штангист в спортивном костюме со словом «Болгария» на огромной груди. Этот штангист попробовал украинского яду и обезумел, забыв начисто, в каком вагоне и купе едет. Он помнил лишь то, что его место наверху. Болгарин распахивал все двери подряд, хватал спящего пассажира с верхней полки и бросал того на пол, словно штангу. Проводники и пассажиры нескольких вагонов ополчились на болгарина, висли на нем, словно собаки на медведе. Тот только рычал и сбрасывал виснувших, которых лезло на него с пару десятков. За узостью коридора последним не удавалось навалиться всей массой. Иногда болгарин вышибал двойные оконные стекла железным кулаком – тогда проводники с новым задором бросались на него, размахивая палками.

И вот очередным для болгарина оказалось молодежное купе, в котором тихо спал виртуоз Степанов. Штангист оторвал дверь, схватил гитариста, зафиксировал вес и бросил на пол…

Выходя из тамбура, Вася и Рудашевский увидели это. Худой безумец Рудашевский возглавил побоище, и только с его помощью проводникам и пассажирам удалось сломать болгарина. Советский народ колотил по морда'м последнего всю ночь, и более других – клавишник «Санкт-Петербурга». Во время избиения он, конечно же, не забыл обнародовать, кто он такой и какой творческий коллектив представляет.

– Я – музыкант! – кричал Рудашевский, орудуя кулачками. – Я – артист! Я гастролер и участник прославленной группы «Санкт-Петербург».

В ту ночь мы с Корзининым и Пашей тихо спали и подробности узнали лишь утром, когда клавишник ворвался в купе и победно рассказал историю межнационального конфликта.

– Бац ему, бац! А мужик закричал и – бац кулаком по стеклу! И тогда…

В открытую дверь из разбитого окна летел зимний ветер. По поезду уже прошел слух о том, что питерские артисты ночью побили штангиста, и пассажиры, проходя мимо купе, посматривали на нас с уважением. Сергей Рудашевский – отличный клавишник с оригинальными идеями, одна из которых – собрать хард-роковый бэнд и победить в ближнем бою «Дип перпл». Через некоторое время он ушел из «Петербурга» и увел Степанова. Что-то о них ничего не слышно. Да и про «Дип перпл» тоже…

Про ночное побоище пианист говорил долго и громко. В коридоре возникло какое-то движение, и, подняв глаза, я увидел огромное тело в спортивном костюме, покрытом кровавой коркой. На толстой, как пень, шее произрастала круглая стриженая башка с разбитым вдребезги лицом: глаза – сливы, губы – раздавленный помидор, нос – размазанная груша.

До штангиста, похоже, донеслись воинственные речи пианиста, и он, непонятно откуда возникший, пришел выяснять отношения. Когда-то и я был профессиональным спортсменом, но драчуном – никогда.

– Вот и разберись со своей жертвой! – среагировал я и, вытолкнув Рудашевского в коридор, захлопнул дверь и защелкнул ее на замок. Из-за двери донесся вопрос болгарина:

– Почто же вы ударяли меня в лицо?

Кажется, штангист, отравленный украинским «бордо», ничего толком не помнил. Что-то ему вспоминалось из того, как бил окна и ломал двери. Пианист Рудашевский мастерски сыграл на чувстве вины, ответив вопросом на вопрос:

– А зачем вы, подданный иностранного государства, наносили ущерб российскому имуществу и гражданам великой державы?

Болгарин передумал драться. Ему и без драки было плохо. Он сконфузился и убрался. И только тогда проснулись классический Николай Иванович Корзинин и гастрольный директор Паша Краев. Они свесили головы с верхних полок.

– Что за шум, а драки нет?

– Вы самое интересное в жизни проспали, – ответил я.

Когда поезд подъехал к Питеру, я быстро собрал вещи, посоветовав то же сделать товарищам по искусству, дабы по прибытии быстро выскочить из вагона и убежать прочь, пока болгарин не передумал. Его могли встречать другие болгары – такие же, но более свежие штангисты…

Огромный иностранец-славянин оказался сломлен именно морально. Он стоял в тамбуре и пропускал, кланяясь, музыкантов, а пианисту поклонился особенно низко и даже галантно шаркнул ногой.