Самый кайф (сборник)

«СКАЖИ МНЕ, ПОЧЕМУ ТЫ ПЛАЧЕШЬ?»,

или ЕВРОПА + АЗИЯ = АЗИЯ

Движение начинается с Запада. К нам передвигаются не только гуманитарные батоны и пиво, но и первый продюсер «Битлз», словно свадебный генерал, переместился в Питер на день рождения Джона Леннона, что с трехдневным размахом бабахнул в СКК на «Сатурн-шоу» под неизменными знаменами Коли Васина.

– Дайте мне штука, плиз! – просил старина Алан Вильямс каждое утро у организаторов представления. – Ай свой штука вчера терять, ай луз ит!..

Концерты собрали именитых и не очень. Все пели «Битлз», и даже Автор этих строк выучил пару-тройку битловских четверостиший. Как сладко – до слез! – петь вместе с залом:

Тел ми ва-а-ай ю край?
Энд вай ю ла-а-ай ту ми?

Или русскими словами:

Скажи мне, почему ты плачешь?

После концертов артисты собрались у камелька. Коля Васин поливал всех из бутылочек, кричал бодрые здравицы, после обиделся на что-то и убежал куда-то. Старину же Алана Вильямса отвезли в хотель, где на него напали профессиональные мордоворотки позорной профессии (черт, все-таки девушки!) и уволокли, заломив руки, известно куда и зачем.

Джон Леннон родился вовремя – есть гарантированный повод всякий раз подогреть наш слякотный октябрь, а в этот год, кажется, осень не спешила вовсе, поскольку с уральских пологих гор донесся призыв и питерская банда, то есть рок-бэнды, в числе которых были «Алиса», «Наутилус», «Опыты Ляпина», «Санкт-Петербург» (настоящий), Старый Рокер и много прочих, устремилась плюсовать Европу с Азией с просветительской и вакхической перспективой.

Продюсер фестиваля «Европа + Азия», Друг Валера, выдал билеты на презентацию и сказал:

– Ну, брат, в этот раз круто! За нас взялась Универсальная биржа. Ты понимаешь?

Автор понимал. Ровно полгода назад в Городе Уральских гор на пробном интимном фестивальчике в «Санкт-Петербурге» (настоящем) на почве проснувшегося эксгибиционизма спрыгнул с ума Лысый Гитарист. Автор взял двух новых, и теперь был шанс проверить их мозговые центры.

– Универсальная биржа – это круто, – повторил Друг Валера. – Ведь ее, ты знаешь, возглавляет Пострадавший От КПСС. У него зарплата – сто тысяч в день.

– Крузейро, что ли?

– Ты шути пока, шути, а я рубашку пошел менять. В шесть часов нас ждут в ресторане «Центральный».

Возле хотеля мы ждали автобуса почти час. Рубашка у Друга Валеры оказалась странная. А ресторан «Центральный» призывно голубел неоном напротив. Конечно, звезды должны ездить на автобусе, но не такие уж мы звезды, решили Старый Рокер и Автор.

– Пускай «Алиса» выпендривается, а нам и пешком не западло. Они сейчас там все слопают и вылакают – знаем мы эти биржи!

Прошли метров триста до «Центрального», а тут и автобус подъехал с Кинчевым, но без Друга Валеры, потерявшегося где-то со своей рубашкой.

Милицейские чины проверяют билеты, пропускают. Посмеиваясь, мы входим в залу и столбенеем, поскольку изредка, но все-таки бывали на всяких там презентациях, а тут…

Короче: в ярко освещенной зале, во главе П-образного стола сидели люди той наружности, что подразумевается у среднего эшелона власти, стремящегося к высшему, сидели и ели молча, будто на поминках. Надо понимать, биржевики и биржевиґчки скучали над кувертами в ожидании артистов, и тут артисты во главе с Растатуированным Кинчевым…

Еще короче: Друг Валера отсутствовал, ситуация сложилась нелепая, рок-н-ролльщики молча сели за П-образный стол, обнаружив перед собой по пять тысяч миллиграммов очищенной на рок-рыло, по миске икры, по персональному осетру…

Китч – он и есть китч. По законам китча рок-н-ролльщики вгрызлись в осетров и скоро повеселели, биржевики и биржевиґчки стали милыми, как мерси-бит, а тут и Друг Валера возник в новой рубашке. Он сказал спич, поблагодарив Пострадавшего От КПСС. Пострадавший От КПСС ответил спичем в том смысле, что не жалко ему, возрождает он традиции российского купечества и жертвует на возрождение российского искусства. Старый Рокер поднялся и бодро проговорил в ответ непонятное. Все захлопали, чокнулись в девятнадцатый раз, директор «Алисы» объявил аукцион и начальную цену за пластинку в сто двадцать долларов, но дураков не нашлось. Автор одарил Пострадавшего От КПСС осточертевшим «Кайфом» с витиеватым автографом, Пострадавший троекратно облобызал Автора, одарив сторублевой бумажкой и значком с возрожденным российским триколором.

Пострадавший От КПСС, под радостные выкрики биржевиков, провозгласил сгоряча:

– Сто тыщ! Нет – пятьдесят тыщ тому, кто сочинит песенку про Универсальную биржу!

Тут-то и начался «Город Зеро». Поднимались комсомольско-прокурорского облика деятели и представлялись первыми уральскими битломанами, борцами. Ближе к ночи теперешние артисты, прихватив непочатых осетров, ринулись обратно, пугая видом и воем хотельных чечено-ингушей, теряясь по номерам…

Ведущий программы «Н-да», симпатичный малый, плакал, проклиная постперестроечную попсу, Автор же спрашивал в сотый раз и строго:

– Скажи, скажи мне честно… Скажи мне – почему ты плачешь?

Утром, отсеченные от презентации хитростью экономных организаторов, подвалили остальные питерские, и шоу началось. Автор лежал весь день на хреновой койке, как умирающий Некрасов на известной картине. Коллега Николай Иванович надменно страдал напротив. Бодро сновали туда-сюда свежие артисты «Санкт-Петербурга» (настоящего). Назовем их условно Артист I, II, III.

К вечеру Артисты – I, II, III – отняли у Автора последние деньги и, забрав Николая Ивановича, умчались с нехорошими намерениями.

Через пару часов Николай Иванович вернулся, сквозь сон донеслось:

– Мне это определенно не нравится! Определенно!

Ночь продолжилась кошмарами сновидений, а после вдруг прервалась кошмаром предутренней яви.

Артист III вцепился в плечо, тряс Автора и брызгал слюной, вопия:

– Мафия! Крови по колено! Я в аэропорт! Нет, это не шутки! А ты, говнюк и подонок, здесь, но ничего парень, нормальный автор. Я к людям – самолет перехватили! Стучусь в дома – спасите от мафии! Сволочь ты! Менты шеренгой с фонариками! Но я-то – фиг вам! В листья зарылся, и они прошли мимо… Тогда я прохожего – где гостиница, гад?! Пролез канализацией. Тебя, сука, тоже убьют, и будет жалко… Вон, глянь, след от пули!..

Так продолжалось недолго, но с напором. Артист III убежал. Ночь переходила в рассвет. Дрема не стала более сном, а с взошедшим солнцем появился Артист II с разбитой челюстью, припудренный.

В результате краткого расследования картина ночи приняла лихорадочные очертания. Было так: в номере «X» Артисты I, II, III, Николай Иванович и Артист из «Алисы» присели за стол. Артист III, дотоле не бывавший в кругу Артистов Такого Полета, стал клясться в любви к аккордам.

– До-мажор! – воскликнул он, заломив руки. – Как я люблю до-мажор! Вот так! – добавил он и разбил вдребезги графин о стену.

Артисты Такого Полета не удивились, а Николай Иванович ушел спать.

– Соль-диез-минор! – воскликнул во второй раз АртистIII. – Как я люблю! Вот так! – и с размаху расколотил стул о пол.

Артисты Такого Полета только крякнули одобрительно.

– Но ля-бемоль! – воскликнул в третий раз Артист III. – Мечта и страсть! Это-то вы понимаете?.. Это… – И, не найдя слов, с разворота кулаком снес челюсть Артисту II, который и упал замертво на постель. Артист I ничего не понял, а Артист Из «Алисы» свалил за спасением, каковое и появилось в виде Хранителей Тела Кости. Без лишних слов Хранители Тела бережно скомкали Артиста III, а также зачем-то АртистаI и замкнули их в отхожем месте. Артист III требовал свободы, а ничего не понявший Артист I вышиб дверь, выкатившись в коридор. Хранители Тела восприняли деяние как проявление агрессии и стали уже более серьезно уничтожать Артиста I. Артист же III выскользнул, как мыло, на волю и понесся по ночному городу в майке и концертных брюках.

Такова сокращенная правда. Автор понял ее, как и то, что судьба Некрасова не состоялась. Автор вошел в душ, желая очищения. Не получилось. Он стоял напротив зеркала голый. Смотрел в отражение своего голого лица и спрашивал, себя жалея в стотысячный раз:

– Еще ведь не все пропало? Еще не выпита жизнь до дна? Еще ведь будет искусство чисто и влекуще, словно черноморская даль в зарождающемся утре? Ведь правда? Ведь так? А если так, то скажи: «Скажи мне – почему ты плачешь?»

Несколько дней фестиваль полыхал во Дворце спорта. Зал и кулисы жили по своим законам. За кулисами весело багровели рок-артисты, а после выкарабкивались на сцену и несли залу возрожденное российское искусство. Старый Рокер перепрыгнул самого себя, явив миру новый облик рок-н-ролльного конферансье. Нацелившись в зал волосатым животом, он устроил настоящую викторину типа «Поле чудес» про жизнь БГ. Несколько тысяч зрителей кричали ответы. Дабы выявить знатоков жизни БГ, Старый Рокер выкликнул в микрофон желающих, и на сцену вскарабкалось порядка взвода каких-то расхристанных солдат, низших чинов, по виду дезертиров. Жизнь и творчество нашей звезды они знали плоховато, за что и были одарены Старым Рокером публичной и банальной поллитрой с условием употребления ее не сходя со сцены. Взвод выпил и упал обратно. И правильно сделал – тут, оттеснив Старого Рокера, на сцену вывалило трио во главе с виртуозом Ляпиным, который виртуозно стал надувать резиновое средство защиты от СПИДа. Надувание обернулось двадцатиминутным тяжелым блюзом про Универсальную биржу. За кулисами радовались всегда, а в зале писали кипятком. Так продолжалось несколько дней, а могло и несколько лет. Можно вспомнить еще много глупостей, а можно и не вспоминать. Еще будет время и журнальная площадь для подобных меморий. Веселья, абстиненции, друзей и девушек еще так много впереди.

В аэропорту пробежала черноватая шутка:

– Вот сейчас грохнется самолет. Рок-клубу на всю жизнь хватит пировать на наших могилах и сшибать бабки на поминальных концертах.

Шутили, шутили, а самолет вдруг взял да и приземлился не туда.

«В связи с нехваткой бензина наш самолет приземляется в аэропорту города Пермь!»

Улетели и из Перми в свою Европу. Рок-артисты, напуганные самопальными прогнозами, замерли в креслах. Автор же, чтобы не искушать потусторонние силы, стал на скорую руку подводить итоги, формулируя свою судьбу и объясняя жизнь успокаивающей сентенцией: «Нет, правда, музыка-то – она хорошая! И пусть в нас Азии все равно больше, чем Европы. Но ведь когда идешь после до-мажора в фа-мажор и обратно, ведь когда половинишь после соль и фа и через до возвращаешься в соль, чтобы опять вернуться в до и запеть что-нибудь этакое, настоящее, настоящие стихи, искусство, да-да, возрожденное на ином витке российское искусство, и это не шутки, и поняв, что получилась не пошлость какая-то, не попса, а именно искусство и получилось, – тогда-то ты же уверен! И совсем не имеет значения – почему ты плачешь!»