— Гиблое дело — рыться в этих бумагах в надежде сделать из них какие-то выводы. В нашем нынешнем положении расчеты не только приведут к ошибкам, но и совсем собьют нас с толку. Наше дело с самого начала велось без предварительных расчетов, так ему идти и дальше. Другими словами, время наше столь ограничено, а обстоятельства столь настоятельно побуждают к действию, что нам не до исправления прошлого и даже не до планов на будущее. Надо без промедления предпринять какие-то решительные шаги, пусть даже они противоречат доводам рассудка и здравого смысла.
— Вне всякого сомнения! — отозвался Самвел.
Саак Партев молчал.
И все же мы обязаны подсчитать и взвесить свои силы, — заметил Мушег.
— Нельзя подсчитывать и взвешивать то, чего еще нет _
возразил Месроп. — Какие у нас будут силы — зависит от того, как мы поведем дело.
Победу или поражение можно предугадать заранее,_
настаивал Мушег.
— Это будут не более чем догадки, —отрезал Месроп._
Мы, повторяю, должны избрать своим знаменем уверенность в себе, а победа — она в руках судьбы.
Саак прервал спор вопросом:
— Тут все время повторяется слово мы. Но прежде чем предпринимать какие-либо шаги, надо, мне кажется, определить, кто мы в нынешних обстоятельствах.
Воцарилось молчание: вопрос был как нельзя более уместным. Самвел выступил вперед и попросил:
— Позвольте мне сказать.
— Говори, — отозвался Партев.
Самвел, весь охваченный воодушевлением, остановился перед собеседниками и обратил на них горящий взор.
— Кто мы — вопрос, действительно, очень нелегкий, и начинать наше дело надлежит с ответа на него. Так кто же мы? Мы верховная власть в стране. Быть может, мой ответ покажется чересчур дерзким, но я постараюсь разъяснить свою мысль. В делах Армении главную роль играют три высших лица: царь — глава государства, католикос — глава церкви испарапет — глава войска. Всех троих предводителей нации сейчас нет с нами. Царь томится в персидской темнице Ануш, спарапет — там же, католикос — в ссылке на острове Патмос. Наша страна лишилась трех вождей, которые в минуту опасности могли поднять ее против врага. А враг у самых ворот и вот-вот ринется на нашу землю. Кто преградит ему путь? Кто избавит родину от огня и меча, от потоков крови? Кто очистит ее от персидской нечисти, которая угрожает осквернить все, что свято для нас? Царский престол в опасности, церковь в опасности, наш язык, наши книги, наши обычаи и традиции, все заветные духовные богатства нашего народа — все в опасности. Кто защитит все это? Повторяю: главы государства нет, главы церкви нет, главы войска нет. Но ведь есть их представители, и двое из них сейчас здесь и слышат мои слова.
Он указал на Саака Партева и Мушега Мамиконяна.
— Ты, Саак — сын главы церкви и можешь заменить своего отца; ты, Мушег — сын главы войска и тоже можешь заменить своего отца: ведь управление и церковью и войском по обычаям нашей страны наследственны и принадлежат вашим родам — роду Просветителя и роду Мамиконянов. Никто не посмеет возразить против этого. Остается найти представителя царской власти. Наследник престола отпадает, ибо его держат у себя коварные византийцы. Но ведь царица — в Армении. От ее имени мы можем отдавать все нужные распоряжения. Возьмем же на время верховную власть на себя, возглавим дело и дадим отпор врагу. Я уверен, что народ пойдет за нами. Он привык покорно выполнять приказы и не слишком задумывается, кто их отдает.
Сейчас, мне кажется, всем стало достаточно ясно, кто мы теперь.
— У нас нет свободного народа, — заметил Мовсес. — У нас есть только нахарары, которым покорен народ.
— Совершенно верно, — откликнулся Самвел. — Но из письма, которое я вам передал, явствует, что приказано взять под стражу всех нахараров и отправить в Тизбон, а их жен и детей держать под строжайшим надзором в разных укрепленных крепостях в качестве заложников. Мы можем извлечь пользу из этого жестокого приказа: ведь это вынудит нахараров примкнуть к нам и выступить на врага — если не для защиты родины, то для защиты своих семей и собственной жизни.
— Очень может быть, — отозвался Месроп. — Но среди наших нахараров найдутся и трусы. Едва услышав о приказе Шапуха, они соберут свои семьи и кинутся спасаться под крылышко к грекам.
— Это вполне вероятно, — сказал Самвел. — Враг принял решение: не щадить никого, кто посмеет сопротивляться. Мы тоже должны принять решение: не щадить никого, кто посмеет уклоняться. Если кто-нибудь из наших нахараров окажется столь низок, что в минуту всеобщей опасности решится сбежать в другую страну, чтобы спасти свою шкуру и свою семью — мы будем первыми, кто покарает их прямо на пороге их собственных замков.
Саак Партев и Мушег слушали молча. Они с особым восхищением смотрели на пылкого юношу, который стоял перед ними как живое воплощение мести врагам. Самвел был от природы меланхоличен и скуп на слова, но раз заговорив, изъяснялся обстоятельно и красноречиво.