Самвэл

III ВЕСТНИК БЕДЫ

В одном из покоев замка, на застланной дорогим ковром тахте, среди множества роскошных шелковых подушек сидел юноша. По заспанному лицу видно было, что он только что вышел из опочивальни, и притом намного раньше, чем обычно. Он даже еще не умывался, был не одет и не причесан и только набросил широкую накидку из тонкой шерсти; длинные пряди с непокрытой головы в беспорядке ниспадали мягкими волнами до плеч и порою почти закрывали его красивое бледное лицо. Беспокойные пальцы то и дело покручивали небольшие усики над пухлыми алыми губами (хотя особенно покручивать было нечего), что было проявлением глубокого душевного смятения, черные миндалевидные глаза горели негодованием. Юноша был на вид лет двадцати пяти, изящного сложения, с желтоватым отливом смуглой кожи, наследственным признаком всего его рода.

Это был Самвел, сын Вагана Мамиконяна.

Помещение, в котором он находился, предназначалось для приема гостей. Пол покрывали толстые пушистые шерстяные ковры, по углам были расставлены тяжелые и легкие копья, пики, дротики и огромные железные булавы, украшенные инкрустацией и чеканкой по золоту. Со стены, у которой стояла тахта, свисала огромная тигровая шкура (хищника убил на охоте сам князь, когда ему было всего восемнадцать лет). Шкура была увешана оружием. Там были колчан со стрелами, изогнутый лук, секиры на длинных железных рукоятках, легкий щит из прозрачной верблюжьей кожи и тяжелый щит — стальной, весь угыканный крупными шипами, шлемы с острой, как копье, верхушкой, шлемы, украшенные пышными султанами, кольчуга, толстый медный нагрудник, в центре которого свивал свои кольца чеканный дракон, всевозможные клинки — мечи, кинжалы, сабли — короткие и длинные, прямые и изогнутые, с одним лезвием и обоюдоострые; их ножны были сплошь в золоте и серебре, а рукояти — в драгоценных каменьях; булат многих клинков был отравлен.

Комната походила скорее на оружейную палату, чем на зал для приемов: молодой князь любил окружать себя оружием, столь близким его сердцу. Единственным напоминанием о назначении этих покоев были убранные с редким великолепием тахты вдоль стен — они предназначались для почетных гостей.

Все двери были заперты изнутри, и пурпурные занавеси с тяжелыми золотыми кистями плотно закрывали окна. Открыта была лишь дверь в опочивальню. У двери, положив обе руки на рукоятку кинжала, стоял человек в легкой одежде гонца: короткий нагольный тулуп, поверх него широкий кожаный пояс, который захватывал часть груди и низ живота, чтобы при быстрой скачке не растрясти внутренности. Узкие кожаные штаны были пристегнуты к кожаным же ноговицам. На ногах была легкая и бесшумная обувь, сплетенная из конского волоса, на голове — круглая войлочная шапка, обвязанная куском шелка, концы которого, обмотанные вокруг шеи, развевались на широкой спине. Ему было от силы лет тридцать пять, но в короткой курчавой бороде уже поблескивала седина. Лицо, смуглое от природы, было выдублено к тому же непогодами и палящим солнцем. Сумрачное выражение этого мужественного лица несколько смягчали живые блестящие глаза.

— Значит, письма с тобой не дали, Сурен? — продолжал расспрашивать молодой князь.

— Не дали, господин мой, — ответил гонец. — Боялись, как бы по дороге не перехватили. Я и сам-то — как живое письмо — еле добрался до моего господина. Я рассказал все, теперь вы все знаете...

— Но ты так и не объяснил толком, Сурен, — взволнованно воскликнул князь, — что же толкнуло моего отца отречься от нашей веры и взяться за такое постыдное дело... Или этот злодей Меружан лишил его разума? Я-то знаю этих Арцруни... Как-никак родственники... За славу, за власть и почет от всего святого отрекутся... Но отец! Не таков был мой отец... он обманут!

При последних словах голос молодого князя дрогнул, он провел рукой по лбу и поник в горестном раздумье. Сурен смотрел на него с глубоким состраданием. Когда княжич снова поднял голову, Сурен сказал:

— Его не обманули. Но с того дня, как вашего дядю привезли в Тизбон и царь Шапух предал его страшной смерти, ваш отец стал добиваться должности спарапета. Шапух пожаловал его в спарапеты, а ваш отец исполнил волю Шапуха.

— Тогда понятно... — прошептал молодой князь. — Но расскажи, Сурен, как погиб мой дядя.

Гонцу было очень нелегко рассказывать о гибели славного героя: ведь он был из числа его телохранителей и столько лет бок о бок с ним сражался в походах. Но юноша повторил просьбу, и Сурен начал свой рассказ:

— Вам известно, господин мой, каким обманом царь Шапух заманил в свою столицу царя Аршака и вашего дядю. Царя заковали в цепи и бросили в крепость Ануш¹ в Хузиста-не, — об этом я вам уже говорил. Потом Шапух велел привести на суд вашего дядю. В тот день на площади перед дворцом Шапуха, где он вершил суд и расправу, яблоку упасть негде было. Я тоже там был. Когда вашего дядю поставили