Самвел

Он занес уже ногу на порог главного входа, но все не осмеливался войти. Опасался, что кто-нибудь из многочисленных царедворцев и телохранителей остался в живых. Но, с другой стороны, его ободряла мысль, что если бы во дворце остались люди – зачем царице одной ходить по крепости и заниматься тем, что делать ей не надлежит. Преодолев свою нерешительность, он вошел внутрь и сейчас же скрылся в темных закоулках дворца.

В это время Шушаник и Асмик были заняты на кухне. Одна из них ощипывала голубей, другая разжигала огонь, чтобы поскорее изжарить их. В этот вечер им посчастливилось: они убили четырех голубей, что случалось очень редко. Их ведь было тоже четверо оставшихся в живых в крепости: царица, царевна Вормиздухт и они – две служанки.

– Сегодня у нас будет роскошный ужин, – весело сказала Асмик.

– Если бы хоть кусочек хлеба, – печально заметила Шушаник. – Ах, как давно мы не ели хлеба!

Слова Шушаник вызвали грусть у веселой Асмик, которая стала утешать подругу:

– Бог милостив, сестрица! Мы уже привыкли жить без хлеба и питаться только мясом. Бог ежедневно посылает нам прекрасных голубей.

– Царица тоже привыкла… Она с аппетитом кушает жареную дичь, не то, что царевна Вормиздухт.

– И она привыкнет.

Шушаник снова загрустила.

– До каких пор мы будем жить так, Асмик? – жалобно спросила она, – Все умерли и успокоились. Остались только мы. Если бы и нам умереть, чтобы избавиться от этих мук…

– Зачем умирать? – обиженно ответила Асмик. – Если мы умрем, кто же станет служить царице? Бог затем нас и сохранил, чтобы мы ей служили.

– Ты не боишься, Асмик? – переменила разговор грустная Шушаник.

– Чего бояться?

– Как чего? Если персы узнают, что в крепости не осталось мужчин, они взломают ворота и войдут. Что ты тогда будешь делать?

– Что делать? – смеясь ответила Асмик, – мы будем защищаться с помощью стрел и не подпустим ни одного к себе.

Шушаник также рассмеялась над наивностью подруги. Она была старше жизнерадостной Асмик.

Пока на кухне служанки были заняты этим разговором, царица вернулась во дворец. Она вошла в свою опочивальню, сняла единственный светильник с треножника и быстро вышла. Миновав пустые, погруженные во мрак и тишину залы, она остановилась у дверей одной из комнат. Вытащив из кармана ключи, отперла дверь. Хотя она сделала это очень осторожно, все же скрип тяжелой двери разбудил молодую девушку, спавшую на тахте.

– Воды!.. Жажда томит! – были ее первые слова, когда она, открыв сонные глаза, увидела входящую царицу со светильником в руке. Она произнесла это тоном наивного ребенка, обращающегося к своей любимой матери или няне.

– Разве у тебя нет воды? – спросили царица с искренним участием. В ее мягком голосе чувствовалось сострадание.

– Часто забывают…

Она поставила светильник, быстро вышла и через несколько минут вернулась с серебряной чашей, наполненной водою. Девушка с чувством признательности взяла чашу, жадно выпила всю воду и сказала:

– Какая холодная!

Это была молодая царевна Вормиздухт, сестра царя Шапуха, пленница царицы Армении и будущая невеста Меружана Арцруни. Ей не было еще семнадцати лет, но, рожденная под южным солнцем, она рано созрела, оформилась и сияла теперь всей чарующей прелестью молодости. Глядя на нее, можно было подумать, что божество красоты сделало все возможное, чтобы создать в ее лице своего двойники. В ярком сиянии ее больших очей Меружан Арцруни утопил весь свой рассудок и всю свою душу. Красота и нежность ее были так чарующи, что армянская царица, несмотря на свою сильную ненависть к Шапуху и вообще ко всему персидскому царскому роду, все же в течение последних дней не только стала относиться к Вормиздухт с материнским состраданием, но даже полюбила ее. Постигшие несчастья – голод и чума – заставили царицу забыть свою безжалостную вражду к семье Шапуха. Да! Она полюбила Вормиздухт, стала ласково обходиться со своей пленницей, жизнь и смерть которой были в ее руках. В этой любви она находила утешение, она согревала ее душу, изнемогавшую от тяжелых переживаний. Сходство судеб вызывало в них взаимную симпатию. Царевна, правда, была пленницей, но ведь и царица тоже оказалась пленницей в осажденной крепости. Каждую минуту ее ожидала такая же участь: плен в далекой Персии, быть может, даже и нечто более суровое.

Чума не пощадила и красавицу царевну. Во время ее болезни царица не знала покоя, проводя ночи у ее постели. Выздоровление Вормиздухт доставило царице большую радость. Ее держали почти взаперти. Царица не разрешала ей выходить из дворца, опасаясь, чтобы царевна снова не расхворалась под впечатлением тяжелых картин. Царевна очень боялась мертвых, а улицы крепости были полны трупов.

Выпив холодной воды, Вормиздухт очнулась от сна. Она неожиданно вскочила на ноги, бросилась на шею царице и долго не выпускала ее из своих объятий, целуя, лаская и одновременно рыдая на ее груди.

– Что с тобою, милая? – спросила смущенная царица.

– Ах, если бы ты знала, как я долго плакала! Как много я плакала! – шептала царевна сквозь слезы.

– О чем же, милая? Что случилось?