Самвел

Главный палач, предполагая, что речь идет об армянах и поэтому проявив полную готовность исполнить желание спарапета, понял теперь, чего от него хотят, дерзко ответил:

– Правда, тер спарапет, мы, персы, большие мастера этого дела. Ты был бы в восторге, если бы увидел, как я сдирал кожу с твоего отца и набивал ее сеном… Я сделал это собственными руками. И сейчас, кто его увидит, не скажет, что он мертвый. Цвет лица сохранился, глаза глядят и глядят все время на своего царя, и там они оба в крепости Ануш утешают друг друга… Я всегда с удовольствием занимаюсь этим делом, когда мне отдают в руки знатных людей… А твой отец был, подобно тебе, спарапетом всей Армении…

Наглость главного палача, напомнившего о печальной смерти отца Мушега в Тизбоне, превышала всякую меру. Но великодушный сын несчастного отца сдержал свой гнев и сказал:

– Вот видишь, значит я не ошибся относительно твоего мастерства. Ты любишь сдирать кожу со знатных людей, и я, чтобы доставить тебе это удовольствие, отдам в твои руки только знатных людей и, знаешь, сколько? Шестьсот человек! Иди, надень свое кровавое одеяние; дай волю своей жестокости и сослужи мне желанную службу. Мне очень хочется снять кожу с персов руками перса…

– Этого я сделать не могу! – твердо ответил палач. – Прикажи содрать лучше кожу с меня.

– Тебя заставят сделать, – сказал Мушег и обратился к приближенным: – Уведите этого человека, соберите всех палачей Шапуха и заставьте их исполнить мое приказание.

Палача увели.

Присутствовавшие со вниманием слушали разговор спарапета с главным палачом. После ухода палача Мушег обратился к окружающим:

– Это варварское распоряжение я отдаю с удовольствием. Я велю содрать кожу с шестисот знатных персов и их чучела подарю царице Армении: пусть она украсит ими башни своего замка. Да, я сделаю это и хоть немного удовлетворю бессмертную душу моего отца, за жизнь которого не жаль отдать жизни тысяч знатных людей, того отца, которого Шапух подлым образом умертвил и поставил его чучело в одной из темниц крепости Ануш перед глазами заключенного царя. Священный долг мести обязывает меня поступить именно так. «И вкривь, и вкось» – так завещали наши предки. Но того, чего вы требуете, я никогда не сделаю.

– Почему, Мушег? – спросил Саак Партев с раздражением. – Почему не сделаешь? Если ты стоишь за месть как за священную обязанность, то не забывай, что и в этом случае выполняется та же самая священная обязанность! Опять-таки – «клин клином».

– Это уже не священная обязанность, а лишь постыдное дело, Саак. Нам же не подобает так низко пасть. Мы должны доказать, что значительно выше персов.

– Мы должны доказать и то, что умеем по заслугам воздавать за бесчестие. Почему ты, Мушег, стал таким забывчивым? Не так уж много прошло времени с того печального дня, когда Шапух выставил знатных женщин и девушек Армении обнаженными перед своим войском у развалин Зарехавана. Но этим он не довольствовался. Многих из них посадил на кол, многих взял в плен. Если негодяй Шапух позволил себе поступить таким образом, почему мы должны его щадить?

– Того, что может себе позволить перс Шапух, не может допустить христианин Мамиконян. Я не забывчив, Саак, я знаю и помню все его жестокости. Но и ты забываешь, что речь идет о женщинах. Неужели за преступление Шапуха мы должны мстить его женам? Этого ты требуешь? А я всех его жен посажу в паланкины и со всякими почестями отправлю в Персию. И это будет моей самой большой местью…

Злой намек спарапета очень обидел молодого Партева, и его грозные очи зажглись огнем гнева. Он взялся твердой рукой за усыпанный алмазами кинжал и своим грозным голосом, похожим скорее на грохот, чем на речь, сказал следующее:

– Я понимаю, Мушег, что предметом нашего спора является женщина. И ты думаешь, что то возвышенное, священное почитание, которое питает к ней Мамиконян, недоступно сердцу Партева? Ты полагаешь, что только ты один способен держаться таких возвышенных взглядов и не унижаться у ног женщины? Ошибаешься, Мушег! Но тут дело не в твоих утонченных рыцарских чувствах! Тут дело в военном расчете. Мы воюем с Шапухом, и эта война, несомненно, продлится долго; да, очень долго! Его жены в наших руках, среди них и царица цариц Персии. Будем их держать у себя с большим почетом в качестве заложниц, подобно тому, как Шапух держал многих из жен наших нахараров в особых крепостях. В нашем поступке не будет ничего предосудительного, так уж исстари ведется, таков военный обычай: пока продолжается война, пленных не возвращают.

Спарапет также взялся за кинжал и ответил: