Читаем Самшитовый лес полностью

Гильом. Господа, позвольте вам представить мэтра Франсуа Вийона. Аббат де Сен-Поль, Генрих Арманьяк, Жак Ла-Гир.

Франсуа. Совершенно неясно, почему я мэтр. Однако это несомненно. Это так же несомненно, как то, что мэтр – это я. Но я Франсуа Вийон, следовательно, Франсуа Вийон – это мэтр. Логическая фигура округлилась. Не беда, если эта фигура кусает сама себя за хвост. Округлость ее форм сияет убедительностью и внушает почтенье.

Сен-Поль. Не в таком темпе, мэтр, не в таком темпе. Мы всего только бакалавры.

Ла-Гир. Несмотря на округлость, эта логика застревает в глотке.

Генрих. От нее пахнет чернилами.

Франсуа. О, дорогой запах чернил. Горечь твоя напоминает о корне ученья, который горек. Мухи, плавающие в чернилах, очевидно, должны говорить о плодах ученья, которые сладки.

Генрих. Франсуа, я хочу вас познакомить со своим отцом. Вот он идет сюда. Прощайте, господа.

Буассон (стараясь сохранить достоинство). Ну я, пожалуй, пойду, Франсуа.

Франсуа. Прощай. Сейчас я буду соблазнять папашу Арманьяка.

Арманьяк (подходя). Генрих, ты мне нужен.

Генрих. Отец, познакомьтесь с моим другом, мэтром Франсуа Вийоном.

Франсуа. Счастлив я видеть воина, славного и могучего.

Арманьяк. Очень приятно. Генрих, плохие новости. Свадьба твоя расстраивается. Есть некоторые обстоятельства.

Генрих (равнодушно). О, я плачу. Отец, мэтр Франсуа – автор «Чертова камня».

Франсуа. Боже мой, Генрих, это печально. Она вам отказала. У вас есть соперник?

Генрих (равнодушно). Вероятно.

Франсуа. Прошу прощенья. Мне показалось, что дело шло о любви.

Арманьяк (Вийону). Ты мне нравишься… Генрих, приведи его как-нибудь к нам.

Франсуа. Разрешите вас оставить, господа. (Уходит.)

Арманьяк. Генрих, где ты его откопал?

Генрих. Пригодится.

Арманьяк. Но этот проходимец лезет совершенно открыто.

Генрих. Он лезет туда, где ему приготовлена кормушка. Не дальше.

Арманьяк. Генрих, чтобы добиться успеха, надо окружать себя мечами, а не перьями.

Генрих. Как знать? Времена меняются.

<p>Явление 2</p>

Переулок на берегу Сены. Поздний вечер. Входят полупьяные щеголи во главе с Генрихом. С ними Франсуа.

Гильом. Вот здесь хорошо. Передохнём.

Франсуа. Генрих, сколько времени я с вами путаюсь, и все еще не вижу в этом никакой выгоды для себя. Мне казалось, что у вас веселее. Без вас я не шлялся по кабакам, с вами я шляюсь – вот и вся разница. Где же розы высокого вкуса, брошенные под ноги острого ума?

Сен-Поль. Если выражение «розы высокого вкуса» обличает хороший вкус, то что значит «ноги острого ума»? Это что-то не по-французски.

Франсуа. Господи! Человек, который не знает, сколько пальцев на руке, берется рассуждать об анатомии. Вы режете живое выражение и обсуждаете огрызки. Вы – убийца.

Сен-Поль. Франсуа, придержите язычок.

Генрих. Франсуа боится, как бы его не сочли за блюдолиза, и старается показать независимость.

Гильом. Ха-ха-ха!

Франсуа. Вы угадали, Генрих, но вы меня обидели. Я посылаю вас всех к черту и ухожу. Прощайте.

Гильом. Господа, господа, перестаньте. Никто ничего не сказал.

Генрих. Я не хотел вас обидеть, Франсуа. Я сказал не подумав.

Франсуа. Правда, Генрих? Я хотел бы поверить. Мне очень хочется остаться. Мне наплевать на ваших приятелей, но к вам меня тянет.

Генрих. Вы… странный человек… Я просто тронут. Но нельзя же все говорить вслух. Давайте обнимемся, Франсуа!

Франсуа. Генрих! (Обнимается с ним.)

Сен-Поль. Ах-ах, любовь с первого взгляда.

Франсуа. Молчи, поп!

Сен-Поль. Что вы изволили…

Генрих. Молчи, поп.

Сен-Поль. Конечно, я не способен понять ваши тонкие чувства…

Ла-Гир. Ты глуп.

В конце сцены появляются горожанин и его жена.

Сен-Поль. Возможно… возможно… А вот идет отличный писец.

Гильом. Нет, это не писец, это нотариус.

Ла-Гир. Это не нотариус, это главный судья. Франсуа, посмотри. Вот идет судья. Ведь вы судья, сударь? У вас около горла торчит протокол. Ах, простите, это воротник.

Горожанин. Я с вами не знаком, сударь.

Ла-Гир. Франсуа, он со мной не знаком. Ты слышишь? И это говорит судья!

Франсуа. Это не судья, это муравьиный король.

Ла-Гир. Почему ты думаешь?

Франсуа. Во-первых, у него жирные плечи, а во-вторых, он тащит к себе в гнездо прелестного мотылька. Куда он вас тащит, мадемуазель?

Горожанин. Пустите меня! Вы оскорбляете мою жену! Вы мне за это ответите.

Франсуа. Месье, месье, остановитесь? Вы забываете главное муравьиное правило. Когда тащишь жертву, нужно сохранять хладнокровие! Вот видите, вы не можете открыть калитку, у вас дрожат руки.

Горожанин. Вы… Как вам не стыдно?! Вы мне годитесь в сыновья!

Франсуа. Я вам гожусь в сыновья, а ваша жена годится мне в дочери! Стыдитесь, вы муж собственной внучки.

Горожанин. Тот негодяй, кто издевается над чужим счастьем!

Франсуа. Папаша, я просто завидую. Будь у меня столько денег, сколько у вас, я бы тоже купил себе такую красавицу.

Жена. Идемте же. Вашу жену оскорбляют!

Франсуа. Прощай, отец. Прощай, дочка, не ждите меня к ужину, я сегодня задержусь.

Сен-Поль. Согретый лаской Генриха, Франсуа распускается, как роза. А почему хихикает Гильом?

Перейти на страницу:

Все книги серии Русская литература. Большие книги

Москва – Петушки. С комментариями Эдуарда Власова
Москва – Петушки. С комментариями Эдуарда Власова

Венедикт Ерофеев – явление в русской литературе яркое и неоднозначное. Его знаменитая поэма «Москва—Петушки», написанная еще в 1970 году, – своего рода философская притча, произведение вне времени, ведь Ерофеев создал в книге свой мир, свою вселенную, в центре которой – «человек, как место встречи всех планов бытия». Впервые появившаяся на страницах журнала «Трезвость и культура» в 1988 году, поэма «Москва – Петушки» стала подлинным откровением для читателей и позднее была переведена на множество языков мира.В настоящем издании этот шедевр Ерофеева публикуется в сопровождении подробных комментариев Эдуарда Власова, которые, как и саму поэму, можно по праву назвать «энциклопедией советской жизни». Опубликованные впервые в 1998 году, комментарии Э. Ю. Власова с тех пор уже неоднократно переиздавались. В них читатели найдут не только пояснения многих реалий советского прошлого, но и расшифровки намеков, аллюзий и реминисценций, которыми наполнена поэма «Москва—Петушки».

Венедикт Васильевич Ерофеев , Венедикт Ерофеев , Эдуард Власов

Проза / Классическая проза ХX века / Контркультура / Русская классическая проза / Современная проза
Москва слезам не верит: сборник
Москва слезам не верит: сборник

По сценариям Валентина Константиновича Черных (1935–2012) снято множество фильмов, вошедших в золотой фонд российского кино: «Москва слезам не верит» (премия «Оскар»-1981), «Выйти замуж за капитана», «Женщин обижать не рекомендуется», «Культпоход в театр», «Свои». Лучшие режиссеры страны (Владимир Меньшов, Виталий Мельников, Валерий Рубинчик, Дмитрий Месхиев) сотрудничали с этим замечательным автором. Творчество В.К.Черных многогранно и разнообразно, он всегда внимателен к приметам времени, идет ли речь о войне или брежневском застое, о перестройке или реалиях девяностых. Однако особенно популярными стали фильмы, посвященные женщинам: тому, как они ищут свою любовь, борются с судьбой, стремятся завоевать достойное место в жизни. А из романа «Москва слезам не верит», созданного В.К.Черных на основе собственного сценария, читатель узнает о героинях знаменитой киноленты немало нового и неожиданного!_____________________________Содержание:Москва слезам не верит.Женщин обижать не рекумендуетсяМеценатСобственное мнениеВыйти замуж за капитанаХрабрый портнойНезаконченные воспоминания о детстве шофера междугороднего автобуса_____________________________

Валентин Константинович Черных

Советская классическая проза
Господа офицеры
Господа офицеры

Роман-эпопея «Господа офицеры» («Были и небыли») занимает особое место в творчестве Бориса Васильева, который и сам был из потомственной офицерской семьи и не раз подчеркивал, что его предки всегда воевали. Действие романа разворачивается в 1870-е годы в России и на Балканах. В центре повествования – жизнь большой дворянской семьи Олексиных. Судьба главных героев тесно переплетается с грандиозными событиями прошлого. Сохраняя честь, совесть и достоинство, Олексины проходят сквозь суровые испытания, их ждет гибель друзей и близких, утрата иллюзий и поиск правды… Творчество Бориса Васильева признано классикой русской литературы, его книги переведены на многие языки, по произведениям Васильева сняты известные и любимые многими поколениями фильмы: «Офицеры», «А зори здесь тихие», «Не стреляйте в белых лебедей», «Завтра была война» и др.

Андрей Ильин , Борис Львович Васильев , Константин Юрин , Сергей Иванович Зверев

Исторический детектив / Современная русская и зарубежная проза / Прочее / Cтихи, поэзия / Стихи и поэзия
Место
Место

В настоящем издании представлен роман Фридриха Горенштейна «Место» – произведение, величайшее по масштабу и силе таланта, но долгое время незаслуженно остававшееся без читательского внимания, как, впрочем, и другие повести и романы Горенштейна. Писатель и киносценарист («Солярис», «Раба любви»), чье творчество без преувеличения можно назвать одним из вершинных явлений в прозе ХХ века, Горенштейн эмигрировал в 1980 году из СССР, будучи автором одной-единственной публикации – рассказа «Дом с башенкой». При этом его друзья, такие как Андрей Тарковский, Андрей Кончаловский, Юрий Трифонов, Василий Аксенов, Фазиль Искандер, Лазарь Лазарев, Борис Хазанов и Бенедикт Сарнов, были убеждены в гениальности писателя, о чем упоминал, в частности, Андрей Тарковский в своем дневнике.Современного искушенного читателя не удивишь волнующими поворотами сюжета и драматичностью описываемых событий (хотя и это в романе есть), но предлагаемый Горенштейном сплав быта, идеологии и психологии, советская история в ее социальном и метафизическом аспектах, сокровенные переживания героя в сочетании с ужасами народной стихии и мудрыми размышлениями о природе человека позволяют отнести «Место» к лучшим романам русской литературы. Герой Горенштейна, молодой человек пятидесятых годов Гоша Цвибышев, во многом близок героям Достоевского – «подпольному человеку», Аркадию Долгорукому из «Подростка», Раскольникову… Мечтающий о достойной жизни, но не имеющий даже койко-места в общежитии, Цвибышев пытается самоутверждаться и бунтовать – и, кажется, после ХХ съезда и реабилитации погибшего отца такая возможность для него открывается…

Александр Геннадьевич Науменко , Леонид Александрович Машинский , Майя Петровна Никулина , Фридрих Горенштейн , Фридрих Наумович Горенштейн

Проза / Классическая проза ХX века / Самиздат, сетевая литература / Современная проза / Саморазвитие / личностный рост

Похожие книги