К началу колонизации архипелага Европа уже переживала эпоху Возрождения, однако Испания, будучи оплотом реакции и обскурантизма, несла на Филиппины не идеи гуманизма, а идеи инквизиторов и Торквемады. Иначе и быть не могло при засилье церкви, которая часто брала верх над светской властью. Филиппины даже называли не колонией в обычном смысле слова, а «религиозным образованием». Всякое отклонение от церковных предписаний жестоко каралось; признавалась лишь одна свобода — свобода соглашаться. Литература сводилась к описанию жизни святых, в редких случаях — испанских героев; архитектор мог проявить свой талант только в строительстве церквей; художник и скульптор — в их украшении. Из служителей церкви вышли первые филиппинские мыслители, но и их было крайне мало, колонизаторы всячески препятствовали их появлению. Святая инквизиция, простершая свои щупальца до архипелага, занималась исключительно испанцами; индейцев до такой степени не считали за людей, что за ними не признавалась даже способность к ереси. По утверждению одного испанского архиепископа, «у филиппинцев нет характера, нет умственных способностей».
Клерикалы, сами отличавшиеся поразительным невежеством, сознательно препятствовали просвещению народа. Хосе Рисаль с горечью писал: «…религия учит филиппинцев орошать поля не посредством каналов, а при помощи месс и молитв; оберегать скот от эпизоотии, лишь прибегая к целительной силе святой воды, заклинаний и благословений, цена которых — пять песо с головы скота; прогонять саранчу, устраивая крестный ход в честь святого Августина».
В самом конце прошлого столетия ректор университета в Маниле, августинец, во всеуслышание заявил, что «медицина и физика — материалистические и безбожные науки, а политическая экономия — служанка дьявола». Естественно, в подобных условиях на развитие наук не приходилось рассчитывать.
Представители колониальной администрации были ничем не лучше. В 1842 г. чиновник испанского министерства иностранных дел Синибальдо де Мас сообщал своему правительству: «Необходимо всеми силами препятствовать появлению либерально настроенных людей, потому что в условиях колоний либерал и мятежник суть одно и то же… Религия помогла завоевать Филиппины, религия же должна помочь удержать их; один монах стоит целого кавалерийского эскадрона». В качестве превентивной меры этот, в общем не худший, представитель испанской бюрократии (он, в частности, указывал на многие злоупотребления колониальных властей) рекомендовал закрыть все учебные заведения.
Духовная цензура запрещала печатание даже таких книг, как «Робинзон Крузо» и «Тысяча и одна ночь». «Дон Кихот» увидел свет со значительными сокращениями. (Тем не менее именно знакомство с творением Сервантеса и произведениями испанских писателей породило духовную привязанность Рисаля и его друзей к Испании и помогло приобщению филиппинской интеллигенции к мировой культуре.)
Вся система образования находилась под контролем церкви. Начальными школами ведали приходские священники, средними и высшими учебными заведениями — ордена. Свои позиции в этой области церковь сохраняет до сих пор. Дети в школах пишут сочинения на тему «Что-я возвестил бы миру, будь я пророком», юноши и девушки в колледжах и университетах подвергаются религиозной обработке.
Нередко церковь переходит в наступление. Не далее-как в 1965 г. клерикалы попытались добиться установления, по которому учителям даже государственных школ вменялось в обязанность преподавать закон божий. (Говорилось, правда, о «добровольности», но критики справедливо отмечали, что отказ пропагандировать слово божье автоматически повлечет за собой увольнение.) Несмотря на явную антиконституционность закона, нижняя палата в трех чтениях почти единогласно приняла его, и только мощные демонстрации студентов и учителей, а также протест представителей других церквей, усмотревших в этом опасность усиления католицизма, помешали утверждению законопроекта в сенате.
Во времена испанского господства многие из тех, кто осмеливался отрицать авторитет церкви и обращался к голосу разума, приняли мученическую смерть. Тем не менее передовые филиппинцы находили в себе мужество-противостоять мертвящей силе духовного гнета. Внутренние процессы, совершавшиеся в стране, и знакомство с культурой и общественной мыслью Европы и Америки способствовали развитию иной интеллектуальной традиции — светской и либеральной, начавшей складываться во второй половине XIX в.