Сампагита, крест и доллар

Проповедник в церкви, учитель в школе требуют одного, а жизнь требует другого. Можно запомнить наставления проповедников или учителей, но поступать согласно полученным от них советам совершенно невозможно. Так и остаются эти уроки мертвым знанием, догмой, но не руководством к действию (отсюда жалобы на слабую эффективность наставлений и проповедей). Со стороны все это выглядит как крайняя непоследовательность, поскольку между тем, что верующий говорит, и тем, что он делает, между тем, что должно быть, и тем, что есть, образуется разрыв.

В церкви и школе твердят о личной, индивидуальной ответственности перед богом и обществом, но это остается абстрактными рассуждениями, потому что весь уклад жизни построен на ответственности члена семьи, члена группы перед семьей и перед группой, связанной отношениями «внутреннего долга». В школе и церкви учат, что религиозная совесть должна удерживать человека от греха, от дурных поступков, но для филиппинца понятие греха малосодержательно, различие между дурным и хорошим определяется пока еще системой хина — плохо то, что ведет к выпадению из родственной группы, и хорошо то, что способствует ее укреплению. Любой поступок, если он не вызывает осуждения окружающих, не может считаться дурным. Главное заключается в том, чтобы не навлечь неприятности на близких тебе людей, чтобы их репутация не пострадала. Брать взятки нехорошо не потому, что это дурно само по себе, а потому, что, если попадешься, подведешь своих. Нарекания вызывает не факт взяточничества, а то, что провинившийся «попался». Отсюда мораль: «Не попадайся».

Сентенция: «Что в этом такого? Ведь никто не узнал!» — звучит как самое веское оправдание. Время от времени газеты помещают сенсационный разоблачительный материал, вроде того, например, что при аттестации на замещение судейских должностей в 1964 г. допускались различного рода махинации, но это почти никого не потрясло: не повезло, попались. Такие факты свидетельствуют, однако, не об отсутствии моральных норм, как то иногда пытаются квалифицировать европейские и американские наблюдатели, а о том, что моральные критерии, по которым они судят о поведении филиппинцев, имеют мало общего с теми критериями, которыми сами филиппинцы руководствуются в жизни. Им же они следуют неукоснительно, и традиционные этические нормы обладают для них не меньшей действенностью, чем иные нормы для человека иной культуры.

При всей несогласованности разных уровней сознания они как-то сосуществуют. Верхний уровень имеет довольно абстрактную природу и подспудно ощущается нереальным. Человек говорит и иногда поступает не так, как считает нужным, а так, как требует тот же священник, учитель или, наконец, система пакикисама (почему бы не доставить наставникам удовольствие? зачем обижать их отказом?). Вместе с тем общество вынуждает каждого члена ориентироваться на традиционные ценности. Двойственность поведения, разорванность сознания обычно не осмысливается: филиппинец и те и другие ценности полагает своими. Попробуйте заставить его отказаться от каких-нибудь из них, и он почувствует себя ущемленным. Между тем наиболее ретивые священнослужители настаивают именно на этом. И получают резкий отпор: их паства глубоко убеждена, что обе линии поведения правильны, и не усматривает в том никакой непоследовательности.

Противоречивость социальной действительности вызывает противоречивость религиозного сознания, но внутренне она чаще всего не воспринимается. Вообще религиозное сознание не есть неизменно присущее человеку свойство, оно лишь специфическое отражение социальных условий, причем отражение фантастическое, извращенное. Эти условия на современных Филиппинах очень сложны: страна переживает период перехода от традиционного общества, в котором еще прочны родовые и феодальные формы отношений, к развитому капиталистическому.

Необходимость выдерживать давление и старых норм, и новых, порождаемых становлением капиталистических отношений, налагает тяжкое бремя на индивида. Чтобы избежать чрезмерного напряжения, психика его создает особый защитный механизм, позволяющий как бы пребывать в двух несовмещающихся плоскостях, что устраняет опасность столкновения или по меньшей мере ослабляет его. Бывают, однако, случаи, когда этот механизм не срабатывает. Такая ситуация чрезвычайно опасна: исконные и привнесенные нормы, подчас обогащающие друг друга, взаимно обесцениваются, граница между добром и злом становится расплывчатой: дурной с точки зрения христианской морали поступок может оправдываться традиционной. В результате человек лишается ориентира в жизни.