Самосожжение

— Все перепуталось, как в плохой игре в шахматы! Рудники и металлургические предприятия вместо добычи металлов косят сено совхозам! Впору новый цех открывать — сельскохозяйственный, скажем, цех полиметаллического завода, не слыхивали про такой? Любой капиталист ополоумеет от подобной технической новости! Свой собственный сельскохозяйственный инвентарь содержим! А сколько специалистов завод отдает каждое лето на сеноуборку, на хлебоуборку, на картофелеуборку, на уборку помидоров, огурцов, черт знает чего!.. А на овощную базу кто посылает своих работников почти каждый день? Завод!..

Кажется, он бы еще долго перечислял все виды непроизводительных, с его точки зрения, посторонних работ, на которые посылались специалисты полиметаллического завода, и надо бы послушать, пожалуй, из вежливости, да все это Гей знал не хуже Мээна, давно уже знал, и писал про это, и жаль ему стало нервную систему хорошего шахматиста, а также и свою нервную систему пожалеть не мешало бы, и он сказал Мээну вроде бы веско, со значением, пытаясь сбить с него запал:

— Все не перепуталось, Матвей Николаевич, как вы изволили выразиться, а все пришло в то естественное состояние, в какое все должно было прийти рано или поздно. Мы — хозяева своей земли, это общеизвестно, вы не хотите, я полагаю, оспорить эту аксиому? Ага, нет! — быстро сказал Гей, не давая Мээну рта раскрыть. — Очень хорошо! Итак, все вокруг — общенародное достояние. Следовательно, мы всё должны делать сами. Хлеб косить, металл плавить, книги писать, капусту перебирать, коров доить!..

Гей ненавидел себя в эту минуту, но он спасал, как ему казалось, человека.

До того разволновался несчастный Мээн!

Этак можно инфаркт схлопотать.

— А вы!.. — задыхаясь от гнева, воскликнул Мээн. — Вы тоже гнилую капусту на базе перебираете?!

— Конечно! — счастливой улыбкой просиял Гей. — А как же!

Мээн посмотрел на него как на умалишенного:

— Значит, по-вашему, это и есть естественное состояние?

— Конечно!..

Мээн долго молчал, уставясь в одну точку на шахматной доске и все ниже склоняя голову, будто в нем отказывала какая-то пружина.

И Гею жалко стало Мээна.

И Гей сказал:

— Возможно, в чем-то вы и правы, но только отчасти… — Гей поморщился, злясь на себя. — Вы как будто не учитываете, что ваши горняки и металлурги, не говоря о их женах и детях, каждый день должны что-то есть. Уже сегодня. Сейчас. Вот сию минуту!.. — Гей понимал, что говорит с Мээном как с больным, но тон изменить уже не мог, да и говорить ему, в сущности, было нечего. — И Бээн решает этот вопрос разумно и гуманно. В вашем городе всегда есть в магазинах и яйца, и куры, и овощи из парников при Комбинате, и даже шампиньоны, говорят, скоро появятся!..

— И тем не менее все это жуткая партизанщина! — перебил его Мээн. — И рано или поздно такой стихийный метод будет осужден и решительно отвергнут! Экономика должна развиваться по своим естественным законам, которые нельзя нарушать волюнтаристски! И рано или поздно, — повторил Мээн уже в ярости, — Бээн будет сброшен со своего конька!..

— Напротив, — без выражения сказал Гей, понимая умом всю правоту убеждения Мээна, — очень скоро Бээн окажется на коне. То есть я не хочу сказать, что такой метод, каким пользуется Бээн, получит открытое одобрение, но тем не менее очень скоро, судя по всему, Бээн окажется на коне…

И как раз тут вернулся Бээн.

Появился как дух святой!

Или как сила нечистая, сказала бы Анисья, бабушка Гея.

И услышал последние слова Гея.

А может, и не только последние.

И насмешливо сказал:

— А я всегда был на коне…

Мээн вспыхнул, просто кумачовым стал, но тут же и угас.

Бээн критически оглядел их позиции.

— Э!.. — сказал он презрительно. — Тоже мне шахматисты… Даже половину партии не успели сыграть!

— Ортодоксальная защита, — промямлил Мээн, — закрытого дебюта…

— Вижу, что закрытого… — усмехнулся Бээн. — Давай-ка закрывай его окончательно!

И он сделал шаг к креслу, на котором сидел Мээн.

Было такое впечатление, что если Мээн вскочить не успеет, то Бээн плюхнется прямо на него.

Но Мээн успел!

И даже свои фигуры вернул на исходные позиции!

Гей глазам своим не верил.

Впрочем, чему же тут удивляться, сказал он себе, сейчас и я отличусь — проиграю Бээну, да так быстро проиграю, что Мээн глазам своим не поверит.

И ведь правда — проиграл!

Хотя Мээн, чемпион Лунинска по шахматам, перворазрядник, не раз и не два сдавался Гею, который, может, и не был силен в дебюте — честно сказать, слабо Гей начинал, слабо, — но зато был небанален в середине партии, а нередко и в конце показывал неожиданные, смелые решения.

А Бээн, кстати заметить, в чемпионате Лунинска не участвовал.

Вероятно, он считал себя игроком куда более высокой лиги.

Именно так это называется.

Возник тихий, как бы печальный звон колокола.

Алина с тревогой смотрела на Гея.

Только бы не обжегся! — думала она.

И все норовила задуть свечу.

Но Гей увертывался.

Хотя жидкий парафин стекал из-под язычка пламени по стенкам подсвечника и жег, наверно, руки Гея.

Но этот огонь, должно быть, слабее того был, который сейчас полыхал в душе Гея.