Самосожжение

…23 марта 1983 года президент произнес речь о космической войне, которая, безусловно, представляет собой наиболее рискованную и опасную из всех военных затей нынешней администрации.

…Советский Союз и его союзники были бы поставлены перед совершенно новой военной и политической дилеммой. Иными словами, космическое оружие — это провокационное оружие, это, безусловно, casus belli ядерной войны.

Контролировать космическую систему человеческий разум был бы не в состоянии. Решения надо было бы принимать в считанные секунды и учитывать при этом тысячи компонентов. Эти решения придется передоверить компьютерам. Роботы приобретут абсолютную власть над судьбами рода человеческого. Наши меньшие братья — животные — будут наконец отомщены за вековое господство над ними человека. Машинный мозг решит, быть или не быть человечеству на планете Земля.

Копирайт

Федор Бурлацкий. «Литературная газета»

И все-таки с праздничными шариками шанс есть, думал Гей. Какой-никакой. И хорошо бы при случае купить несколько шариков, наполнить их газом, привязать к Красной Папке и нигде, никогда, ни при каких обстоятельствах не расставаться с этим праздничным украшением, чтобы при первых же признаках ядерной войны дать Красной Папке возможность взмыть куда-нибудь на Седьмое небо.

Только вот как угадать момент начала самой последней войны?

ЗАТРУБЯТ ЛИ АНГЕЛЫ ПЕРЕД ЯДЕРНОЙ АТАКОЙ?

Так называлась статья в «Литературной газете».

Копирайт

Владимир Симонов

Ангелы не затрубят, ясное дело.

Поэтому Красную Папку все-таки следует оставить здесь, на Рысы, загодя.

— Ну что, пошли к финишу? — Мээн уже стоял на тропе самым первым, как вожак.

Гей близко к нему подошел.

— Я же просил вас, Матвей Николаевич… — сказал он вполголоса.

— Да что ты заладил! Они все прекрасные люди! — горячим шепотом отвечал Мээн. — Ты вспомни, с каким сочувствием они к Адаму отнеслись — там, на вилле… Более того. Все они, как я выяснил, участвуют в антивоенном движении. Да ты и сам еще услышишь об этом! Я просил каждого из них сказать несколько слов — там, на вершине…

Гей снова оглядел всю компанию.

И ему теперь показалось, что эти люди вовсе не похожи на маски. В их лицах напряжение было. Каждый из них, судя по всему, о живом думал, о болящем, о мире и о войне, во всяком случае, так показалось Гею.

В толпе он и Алину заметил, она стояла рядом с каким-то мужчиной, но смотрела, как видел Гей, на него, и он хотел было тут же к ней подойти, но решил это сделать на вершине.

Гей спохватился, что в описании ВОСХОЖДЕНИЯ почти отсутствует пейзаж как элемент художественно-образной системы. Ну какой же роман без пейзажа?

Даже у классиков пейзаж был и сам по себе, и в связи с каким-то настроением героя, его состоянием.

Мрак на небе — мрак в душе.

Ассоциативный пейзаж.

Или, наоборот, амбивалентный пейзаж.

Когда все шиворот-навыворот.

На эту вечно живую, вечно кормящую тему сочинено множество теоретических опусов — разумеется, глубоко научных и глубоко содержательных, — авторы которых конечно же стали членами всевозможных клубов, потеснив там и самих создателей пейзажа.

И вот Гей лишал возможности очередных соискателей членского билета в тот или иной клуб сварганить очередной теоретический опус.

В самом деле, что он мог и должен был сказать о пейзаже во время восхождения?

Кругом были горы, скалы.

Цвет преимущественно серый.

Ну и, конечно, много тумана.

Что он уже отмечал.

А временами туман был сплошной. Эка невидаль!..

Да, и еще он фиксировал, что вершина, куда они устремлялись, все более розовой становилась. Как отражение солнца, лучи которого где-то сквозь туман пробивались.

Стало быть, много тут не выжмешь.

Но тем не менее можно было сказать, что душевное состояние кое-кого из участников этого восхождения было созвучно пейзажу.

То есть пейзаж был ассоциативный.