Сам

— Зови меня просто Бэ Бэ Гэ. Сержантитет во главе со мной, наследником САМОГО, свергнул Черного Лебедя. Казалось, мы должны намертво отрицать установления Лебедя. Мы, правильней я и Сержантитет, возвели некоторые из его установлений в ранг державной и религиозно-философской политики. Я удалился от примитивизмов Черного Лебедя. Они были неизбежны из-за его верхоглядства. Я похерил интуитивизм Лебедя. Взамен внедрил строгую научность. До нас были государственные конгрегации, чьи афиши претендовали на сугубую науку. Я не рекламирую, я осуществляю. Иное дело — я могу впасть в заблуждение по вине советников. Как возник храм Солнца в Индии? Бог Солнца вылечил от проказы царского сына. Царь воздвиг в честь бога Солнца храм. Три значения определяют сущность постройки: кама — любовь, йога — дух, дхарма — законы, каковыми должен руководствоваться человек. Мой предшественник сделал копию храма Солнца, правда, с отсебятиной, ради скульптурных изображений. Фасадная сторона каждого блока из песчаника — скульптурная картина, зачастую с эротическим мотивом. Почти немыслимые варианты отношений мужчины с женщиной. Тысячелетиями скрывались чувственные отношения полов. Их как бы не было и быть не могло. Творцы храма Солнца обнародовали важнейшие, привлекательнейшие, неистребимейшие для людей отношения. Интуитивист Черный Лебедь ухватился за пропаганду эротики. Для чего? Поощрения плотского интереса мужчины и женщины, ничем не стесняемые, приводят к спячке духа, воля при этом непроизвольно подчиняется верховным силам государства. Я отмел деспотическую цель, лишь оставил догадку, дабы придать ей всемогущество. Перво-наперво люди — телесные существа. Физиологическое для них превыше всего религиозного и философского. Противоречие, постыдное для нас, недопустимо. Индийское представление любви не соответствует нашему. Эротика — нечто среднее между любовью и сексом. Грубая простота животного акта у самийцев — эротика предлагает изящную изощренность — заставила меня остановиться на понятии «секс». Поскольку я жажду сократить разрыв между сексом и духом, между сексом и законоустановлениями власти, между сексом и САМИМ, я решил ввести сексрелигию. Исходя из научных глубин сексрелигии, я прощал тебе. Знал — дозреешь. Ты дозрел: посвятил Киву Аву Чел. Самия празднует это посвящение. Так вот в чем ирония истории: правители, свергнувшие, продолжают то, что делали правители низвергнутые. Уровень, однако, выше, модификация многомернее. Вы, любимец САМОГО, мой любимец, народа Самии, продолжаете жить и сослужите нашему отечеству исключительную службу, благодаря тому, что мной руководили любовь, дух, законы и забота о счастливейшем будущем державы. Именно за это я желаю выпить.

Глухой удар бокалов отзывался в готике аметистов. Звуки, истончаясь на шпилях, как бы перескакивали с кристалла на кристалл.

По-детски нескрываемо Болт Бух Грей наслаждался пением аметистов и чудившимися перескоками звуковых бесенят. Конечно, бокалы тоже сделаны по заказу, только у звукоскульптора, и ясно, что Курнопай обязан, хотя бы из чувства благодарности, обратить слуховое внимание на музыку кристаллов. Но ему до того хотелось есть, что он не вытерпел и откусил от фазана.

Болт Бух Грей, знавший о моментах оголтелого аппетита у головореза номер один, допускал, что тут возможен оговор, и не принимал на полную веру моменты обжорства у своего любимца. Увидев, какой кус оттяпал Курнопай жемчужной чистоты зубами, он сожалеюще посклонял на щеку голову. Он всегда предполагал, что жратва для человека, даже необычного, превыше эстетических удовольствий от любви и философии, от кино и музыки, от литературы и живописи, притягательней этики и политики, задушевных дружеских откровений и путешествий, важнее армейской службы и творческого труда.

Курнопай попытался жевнуть, мясо заполнило весь рот, языком невозможно пошевелить.

«Именно!» — еще раз затвердил горестный вывод Болт Бух Грей. Будь в погребке не Курнопай, он бы устроил тому адский разгон, при воспоминании о котором не меньше ныло бы сердце, чем при мысли о собственной кремации.

Предназначение, уготованное им головорезу номер один, возбудило в Болт Бух Грее потребность поделиться с Курнопаем идеями, каковые не снились никому, кроме него.