Сам

Пусть верховный ревизор не примет за всепрощенческий альтруизм его советы. Самый важный из советов, отчасти высказанный: надо безотлагательно решить проблему подконтрольности правительства во главе с Болт Бух Греем держревизорству. Одновременно необходимо пробить вопрос об организации вооруженного подразделения, подчиненного только верховному ревизору и обладающего полномочиями арестовывать членов правительства, не исключая самого автократа. Господин Курнопай может воспринять эти советы как подстрекательство к прожектерству, но, увы, ошибется, не принявши в учет характер Болт Бух Грея, склонный к риску на грани крушения и к заигрыванию с народом, перед коим опаскудился и перед которым лишь таким образом загладишь вину, когда дерзнешь на политический поступок, вызывающий шок у посредственностей и ретроградов. Позвони он сейчас Болт Бух Грею и потребуй закон о войске державного ревизорства и о праве ареста высоких лиц, не исключая правителя, весьма быстро получит положительный ответ.

Курнопай подумал, что по сговору с Гансом Магмейстером священный автократ проверяет его на верноподданничество собственной персоне и уж теперь-то, если Курнопай послушается Ганса Магмейстера, ясным-ясно, отправит вслед за Ковылко на остров для вольерного выращивания райских птиц, что, пожалуй, было бы спасением от должностной загерметизированности.

Искупление (разве другой смирился бы с участью отца, отправленного в двадцатилетнее изгнание?) и безысходность (ничего значительного не совершить, подлейшего не перекрыть) заставили Курнопая обратиться к священному автократу. По каналу сверхтайной связи выслушав его, Болт Бух Грей взял час, дабы поразмыслить.

В кабинете, где они с Гансом Магмейстером находились, как бы повеяло предгрозовым электричеством. Ганс Магмейстер, однако, не устрашился. Даже пониклость Курнопая не встревожила. Напротив, в его ярче засиневших глазах обнаружилась большая убежденность в том, что Болт Бух Грей ответит согласием.

— Ганс, почему вы не волнуетесь? — подосадовал Курнопай.

— У вас излишне опосредованный момент, у меня состояние катарсиса. Очищение духа под воздействием страха и сострадания — это и есть, согласно Аристотелю, катарсис.

— Неужели вы, на самом деле, одновременно и страшитесь, и сострадаете?

— Катарсис же.

— Можно раскаяться, но едва ли вероятно очиститься, если греховен.

— Все обладает способностью к очищению. Вода обладает, небо, твердь, тем более — душа и дух.

— Сомневаюсь…

— Я — нет. Очищение от скверны предполагает и очищение от вещей невинных, но грустных. Неполнотой маял бы меня катарсис, не открой я одну из тайн вашей родословной. И это я открою ради очищения. Вы — баловень судьбы, счастливчик. Вероятно, до поры, пока Болт Бух Грей находит нужным?

48

Курнопай замер. Тревога о том, чем ответит священный автократ, согласием ли, отказом, куда-то мгновенно подевалась.

В прискорбный период восьмилетней войны Ганс Магмейстер имел на фронте чин психонавигатора, необъявляемый, и звание генерала от медицины, прикомандированного Главправом к Ставке верховного главнокомандования. Обязанности он сам себе вменял, по мере того как вживлялся в батальное существование. Через посредство ставки он стремился управлять настроением частей на передовой. Чтобы перекрывать упадничество, он ввел вдохновительные дни, официально именовавшиеся днями свиданий. Этими днями предопределялись подзарядка храбрости, упорства, внушение, что боязнь смерти неуместна, ибо в действительности душа вечна и лишь всякий раз, покидая бренную оболочку, получает новое воплощение. Душа труса, тем паче предателя, переселяется в насекомое, пресмыкающееся, в лишайник, в стервятников, душа подвижника — в младенца, коему быть святым, мыслителем, добродеем, а то и в кого-то из божественных созданий. Гостьи: невесты, матери, сестры — твердили изречение древнегреческого философа Гераклита, почитаемое САМИМ: «Доблестней смерть — счастливей доля». Понятно, каждая гостья, прежде чем она допускалась к воину, получала дозу надлежащего духовно-патриотического напутствия.

Информировали Ставку как о массовых настроениях, так и об индивидуальных врачи, фельдшеры, санитарки. Сообщения делались по каналам кибернетики. Машина памяти, где они оседали, производила только соответствующую сортировку фактов, обобщал и предписывал рекомендации он, психонавигатор. Никто не имел права уклониться от осуществления этих рекомендаций. Высшие руководители армии, не исключая верховного главнокомандующего, кем являлся маршал Данциг-Сикорский, тоже получали советы и редко ослушивались. Единственным советом маршалу, от которого он попытался отбрыкаться, был совет хотя бы день провести в обществе женщины. Создалась беспобедная обстановка. Обладатель изумительной выдумки на малые и широкомасштабные операции, Данциг-Сикорский, согласно фронтовой молве, исчерпался. Впрочем, и ропот был, выразившийся в язвительной шуточке: «Наш Мориш не ловит мышь».