Сам

Фэйхоа — она зашла в гостиную после звонка Курнопая священному автократу — огорчилась тому, что ее муж глумится над родной бабушкой. Для Курнопая в этом был постыдный момент: он изгалялся над ее лукавым невежеством в связи с тем, чего и сам-то не знал. И Фэйхоа, чтобы вставиться, не ущемив их самолюбия, заметила, что Болт Бух Грей по своим теперешним повадкам властителя истинный коллективист. Им всем троим предоставил неограниченные полномочия.

Бабушка Лемуриха и тут преподнесла им свое умудренное мнение. Для кого полномочия, для кого потачка. Она бы на месте властелина поостереглась. Изо всех, с кем довелось контачить из верхнего эшелона, Курнопа самый что ни на есть норовистый. Верно, при ней Каска подсказывала священному автократу, что насчет Курнопая нужна бдительность, но он, вота мозговитый, сказанул дак сказанул ей: «Сосерцай и помалкивай!»

— Ох! — воскликнул Курнопай, будто он веселился, а ему дали щелчок в солнечное сплетение.

— Ты че? — удивилась бабушка Лемуриха и заотворачивалась от внука, видя, как позывы на хохот корежат его лицо.

— По-ов-фтори, как сказал свящавт?

— Это самое… «Сосерцай и помалкивай».

— Курнопча́, бабушка сказала «сосерцай». «Зэ» не выговорилось, вероятно, из-за дупла в зубе.

— Нет у меня никакого дупла. Сосна я, что ль? Я в точности повторила. Дурачат еще! Тискались бы до сих пор в пещере, кабы не я. Вота попрошу Болт Бух Грея отобрать у вас карт-бланш, света не взвидите.

— Не сердитесь на нас, бабушка Лемуриха. Новое поколение самонадеянное. Оно недооценивает разум предков.

— Правильно, доченька. Не зря Болт Бух Грей поставил тебя председательницей тайного общества. Как там его кличут, запамятовала.

— Да не тайное общество, бабушка Лемуриха.

— Все одно оно не по мне.

— Ба, напрасно отрекаешься. Ей подведомственна идея масонства…

— Зачем мне какое-то масонство?

— Ба, завтра может выясниться, что ты потеряешь пост, если не вступишь в масонскую ложу.

— Я за прежнее тебе не простила, и опять с насмешками. Вота подскажу Болт Бух Грею отнять у тебя карт-бланш. Покажи, дурачоня ты мой. Люблю бумаги, отпечатанные золотом.

— Ба, дай-ка поцелую тебя. Ты у нас все как школьница.

— Не хочешь — не показывай. Только бы ты с Фэйхоа ума-разума набирался.

Полная свобода обладает странным свойством: побуждает к зависимости. Эта зависимость зачастую непреодолима. Она является не столько расчисленной зависимостью ума, сколько многомерной зависимостью души. Принявшись за документ, Курнопай испытывал побуждение (и во сне оно не прекращалось, какое-то бредовое) поговорить с Болт Бух Греем о назначении ревизорства, а главное о постоянном взаимодействии его, Курнопая, с правительственными чинами в столице и на местах. Он не собирался сводить свою заботу к пользе и целесообразности. Прежде всего само державное ревизорство представлялось ему некиим духовным органом, чуждым бюрократическим отправлениям, оглядка на который, подобно оглядке на САМОГО, на религию и нравственность, должна гармонизировать чувство взаимной ответственности людей перед трудом, долгом, обществом, землей, вселенной. Но что же, мешая сосредоточиваться, заставляло Курнопая в мыслях и чувствах обращаться вокруг Болт Бух Грея? Что только не мнилось Курнопаю за тем, почему он точно бы находится на внутренней привязи у священного автократа: запоздалый стресс, вызванный приговором к замурованию; перенапряжение воли в тот день, когда он и Ковылко получили демонстрацию, организованную Каской, были арестованы и спаслись от народной и собственной трагедии лишь мудрой непреклонностью Фэйхоа; тревожная щепетильность оказаться во мнении страны и правительства неблагодарным Болт Бух Грею за самостийность замыслов и поступков, которыми раньше успел себя запятнать; вероятность подвоха со стороны властелина в отмщение им, Ковылко, Фэйхоа…

Э, стоп. САМ передал власть Болт Бух Грею. Так почему же Болт Бух Грею в свою очередь не проникнуться доверием к кому-нибудь из верхушки, в частности к нему? Да и таков ли священный автократ, чтобы не давать всем и каждому соучаствовать в делах преобразования общества? Все-таки, пожалуй, не таков. Ведь закоснелый диктатор противодействует тому, что исходит не от него. А Болт Бух Грей, как бы то ни было, сумел подчинить себя ходу событий, даже отреагировал на домового; есть домовой или нет, но этот образ дремы или знак дворцовых духов внушил ему решение: снять запрет с религий. Да-да, четкая логика, а потому надо освобождаться от покровов зависимости. Карт-бланш, карт-бланш! И опять зудилось поехать к Болт Бух Грею, но он сдерживался, теряясь в догадках, от чего не в силах собраться с волей, и честил себя за неспособность заизолироваться от магического притяжения первой фигуры, за неуяснимость собственного состояния перед лицом верхов: наверняка не застрахован от фантастического изуверства, из-за какого великий полководец Данциг-Сикорский, оставаясь в живых, до сих пор как бы небытиен.