Сальватор. Том 2

– Да, я его прочел, потом перечитал, – подчеркнул аптекарь последние слова, – и фраза, в которой вы говорите о несправедливостях, совершающихся под покровом религии, вынудила меня, несмотря на мое отвращение, выйти из моей сферы – ведь я философ, ваше сиятельство, – прийти к вам с визитом и представить некоторые факты в поддержку вашего заявления.

– Говорите, дорогой господин Рено, и поверьте, что я буду вам как нельзя более признателен за сведения, которые вы хотите мне сообщить. Ах, дорогой господин Рено, мы живем в печальное время!

– Время лицемерия и ханжества, сударь, – тихо проговорил аптекарь, – когда властвуют попы! Вы знаете, что недавно произошло в Сент-Ахеле?

– Да, сударь, да.

– Должностные лица, маршалы у всех на виду участвовали в процессиях со свечами.

– Это прискорбно. Но я полагаю, что вы хотели со мной поговорить не о Сент-Ахеле.

– Нет, сударь, нет.

– Ну что же, поговорим о наших делах. Ведь у нас с вами дела общие, дорогой сосед. Да вы садитесь.

– Никогда, сударь.

– Как это – никогда?

– Просите у меня все, что хотите, ваше сиятельство, только не садиться в вашем присутствии. Я слишком хорошо знаю, чем вам обязан.

– Не стану возражать. Скажите, чему я обязан вашим визитом, но как товарищу, как другу.

– Сударь! Я домовладелец и фармацевт и достойно совмещаю оба эти занятия, о чем вы, похоже, догадываетесь.

– Да, сударь, знаю.

– Я служу аптекарем вот уже тридцать лет.

– Да, понимаю: вы начали с одного, а оно постепенно привело вас к другому.

– От вас ничего не скроешь, сударь. Осмелюсь сказать, что вот уже тридцать лет, хотя мы пережили консулат и империю господина Буонапарте, я не видел ничего подобного.

– Что вы имеете в виду? Вы меня пугаете, дорогой господин Рено!

– Торговля не идет. Я едва зарабатываю на жизнь, сударь.

– Чем объясняется подобный застой, особенно в вашем деле, дорогой господин Рено?

– Это больше не мое дело, ваше сиятельство, и именно это должно вам доказать, насколько я бескорыстен в данном вопросе. Это дело моего племянника: вот уже три месяца, как я передал ему свое предприятие.

– И на хороших условиях, по-родственному?

– Вот именно по-родственному: в рассрочку. И вот, ваше сиятельство, дело моего племянника на время приостановилось. Когда я говорю «на время», я выражаю скорее надежду, нежели уверенность. Вообразите, сударь, что все стоит на месте.

– Дьявольщина! – смущенно пробормотал будущий депутат – Кто же может препятствовать торговле вашего уважаемого племянника, спрошу я вас, дорогой господин Рено? Его политические воззрения или ваши, может быть, слишком, так сказать, передовые?

– Нисколько, сударь, нисколько. Политические воззрения здесь ни при чем.

– Ах! – воскликнул граф с лукавым видом, придав в то же время своим словам и интонации простонародный характер, что было, надо заметить, не в его привычках; но теперь он счел своим долгом это сделать, чтобы быть ближе к своему клиенту. – Вот ведь есть у нас фармацевты-кадеты…

– Да, господин Кадет-Тассикур, фармацевт так называемого императора, господина де Буонапарте! Знаете, я всегда зову его именно Буонапарте.

– Его величество Людовик Восемнадцатый тоже признавал за ним исключительно это имя.

– А я и не знал: король-философ, которому мы обязаны Хартией. Но вернемся к торговле моего племянника…

– Я не смел вам это предложить, дорогой господин Рено Однако, раз уж вы сами это предлагаете, мне это только доставит удовольствие.

– Итак, я говорил, что, кем бы ни был человек: жирондистом или якобинцем, роялистом или сторонником империи, а именно так я определяю наполеонистов, сударь…

– Определение кажется мне весьма живописным.

– …я говорил, что, каковы бы ни были мнения, они не мешали ни катарам, ни насморкам.

– Тогда, позвольте вам заметить, дорогой господин Рено, я не понимаю, что может остановить расход медикаментов, предназначенных для простудившихся людей.

– Тем не менее, – в задумчивости пробормотал себе под нос фармацевт, – я прочел ваш циркуляр; мне кажется, я понял его тайный смысл и с тех пор убежден, что мы поймем друг друга с полуслова.

– Объясните, пожалуйста, вашу мысль, дорогой господин Рено, – попросил граф Рапт, начиная терять терпение, – сказать по правде, я не очень хорошо понимаю, какое отношение мой циркуляр имеет к застою в делах вашего уважаемого племянника.

– Неужели не понимаете? – удивился фармацевт.

– По правде говоря, нет, – довольно сухо проговорил в ответ будущий депутат.

– Да вы же довольно прозрачно намекнули на гнусности попов, не правда ли? Именно так я называю всех священников.

– Давайте договоримся, сударь, – перебил его граф Рапт и покраснел; он не хотел оказаться слишком сильно втянутым на путь либерализма, как понимал это «Конститюсьонель». – Я говорил, несомненно, о несправедливостях, совершенных некоторыми лицами под покровом Церкви. Однако я не употреблял выражения столь крепкие, какие выбираете вы.

– Простите мне выражение, ваше сиятельство; как сказал господин де Вольтер:

Я называю кошку – кошкой,

Роле – мошенником