И Жан Бычье Сердце погрозил небу, где Жибасье, конечно, не было, кулаком с голову ребенка.
– Речь сейчас не о нем, а о тебе, – сказал Сальватор. – Раз ты имел глупость сюда явиться, тебе хотя бы должно хватить ума убраться отсюда подобру-поздорову, а если останешься еще хоть на полчаса, тебя забьют как собаку.
– Ну, уж я дорого продам свою жизнь! – взвыл плотник.
– Лучше отдать ее за правое дело! – убежденно проговорил Сальватор.
– А разве сегодня вечером мы воюем не за правое дело? – удивился Жан Бычье Сердце.
– Сегодня это дело полиции, а ты, сам того не подозревая, воюешь за правительство.
– Фу! – бросил Жан Бычье Сердце.
Немного подумав, он прибавил:
– А ведь я тут с друзьями!
– С какими друзьями? – спросил Сальватор, узнавший в толпе лишь силача-плотника.
– Да как же! Здесь и Кирпич, и Туссен-Бунтовщик, и папаша Фрикасе, и другие.
Шут Фафиу, к которому плотник по-прежнему ревновал свою Фифину, входил в эти «другие».
– И всех их привел ты?
– Черт возьми! Когда мне сказали, что здесь будет жарко, я собрал всех своих.
– Ладно! Сейчас ты выпьешь еще одну бутылку и вернешься на баррикаду.
Сальватор знаком приказал принести другую бутылку, Жан Бычье Сердце осушил ее и встал.
– Да, – сказал он, – я вернусь на баррикаду и крикну: «Долой полицейских! Смерть шпикам!»
– Будь осторожен, несчастный!
– А зачем же мне еще оставаться на баррикаде, если я не буду ни драться, ни кричать?
– А вот зачем. Ты шепнешь Кирпичу, Туссену, и папаше Фрикасе, и даже шуту Фафиу, что я им приказываю не только сохранять спокойствие, но и предупредить остальных, что все вы попали в ловушку и если не разойдетесь, в вас через полчаса начнут стрелять.
– Возможно ли, господин Сальватор?! – вскричал возмущенный плотник. – Стрелять в безоружных!
– Это лишний раз доказывает, что вы здесь не для того, чтобы совершать революцию, раз у вас нет оружия.
– Верно! – согласился Жан Бычье Сердце.
– В таком случае иди и предупреди их! – вставая, повторил Сальватор.
Они уже были на пороге кабачка, когда появился отряд жандармерии.
– Жандармы!.. Долой жандармов! – во всю мочь заревел Жан Бычье Сердце.
– Да замолчи ты! – приказал Сальватор, сдавив ему запястье. – Скорее на баррикады: пусть все немедленно расходятся!
Жан Бычье Сердце упрашивать себя не заставил: он врезался в толпу и стал пробираться к баррикаде, где его друзья кричали изо всех сил:
– Да здравствует свобода! Долой жандармов!
Жандармы так же невозмутимо, как выслушивали оскорбления и встречали град камней, двинулись на баррикаду.
Постепенно бунтовщики стали отступать, и оказалось, что плотнику некого уговаривать.
Но у баррикад есть нечто общее с хвостом змеи: она восстанавливается, как только ее отсекают.
Опрокинув первую баррикаду, жандармы двинулись дальше по улице Сен-Дени и развалили другую баррикаду, а в это время друзья Жана Бычье Сердце восстановили первую.
Нетрудно себе представить, с каким воодушевлением встретила толпа все происходившее.
Эти сцены, все значение которых читатели, без сомнения, уже поняли, у толпы в то время вызывали только смех.
Но вот в начале и в конце улицы Сен-Дени, то есть со стороны бульваров и площади Шатле, показались два отряда жандармов; они имели столь грозный вид, что при виде их крики и смех постепенно стихли: стало понятно, что они не позволят над собой посмеяться, как их товарищи.
Наступило минутное замешательство, все ждали, что же будет дальше.
Наконец какой-то человек, посмелее других, а скорее всего – переодетый полицейский, громко крикнул: – Долой жандармов!
Этот крик прозвучал среди всеобщего молчания, подобно удару грома.
Подобно же удару грома, он возвестил о начале бури.
Толпа словно только и ждала этого крика: она подхватила его и, переходя от слов к делу, бросилась навстречу жандармам и заставила их постепенно, шаг за шагом, отступать от рынка Невинноубиенных к Шатле, от Шатле – к мосту Менял, а с моста – к префектуре полиции.
Но пока бунтовщики теснили жандармов, явившихся с площади Шатле, еще больший отряд пеших и конных жандармов, вышедших со стороны бульваров, молча растянулсь вдоль всей улицы, опрокидывая по мере продвижения все препятствия, встречавшиеся на его пути, не обращая внимания на свист и камни; дойдя до рынка Невинноубиенных, отряд остановился и занял позиции.
Однако за спиной у жандармов, напротив пассажа ГранСерф, восставшие снова взялись за баррикаду, только более широкую и надежную, чем возводившиеся до тех пор.
Ко всеобщему удивлению, никого не взволновали эти действия, издали за строительством баррикады безучастно наблюдали жандармы, будто обратившиеся в камень.
Неожиданно со стороны набережной выехал еще один отряд, не оставлявший сомнений в серезности намерений. Он состоял из королевских гвардейцев и линейных пехотинцев. Командовал ими верховой в полковничьих погонах.
Что должно было произойти? Об этом нетрудно догадаться, глядя на полковника, приказывавшего раздать своим людям патроны и зарядить ружья.