Читаем Сальватор. Том 2 полностью

Жандармы в самом деле рассмеялись. Однако сквозь смех они по-отечески предупредили толпу, предложив всем разойтись по домам и не шуметь.

До этого времени все шло хорошо, и толпа, возможно, последовала бы этому.доброму совету, как вдруг с улицы СенДени в адрес жандармов посыпались оскорбления. К оскорблениям прибавилось сначала несколько камней, потом – целый шквал.

Но можно подумать, что именно об этих солдатах мой собрат Скриб изрек ставшие крылатыми слова:

Старый солдат умеет страдать и молчать.

Не ропща.

Жандармы замолчали и роптать не стали. Они невозмутимо приблизились к баррикадам и стали разбирать их одну за другой.

До сих пор ничего особенно опасного не произошло. Но если нашим читателям угодно будет взглянуть на угол улицы О-Фер, они увидят, что незатейливое положение это грозило вот-вот усложниться.

Один из самых старательных строителей баррикады на улице Сен-Дени против улицы Тренета был наш друг Жан Бычье Сердце. В числе тех, кто распрягал лошадей, было тоже несколько наших знакомых.

Бунтовщиками оказались и наши старые друзья: Кирпич, Туссен-Бунтовщик и папаша Фрикасе. На некотором расстоянии от них действовал в одиночку малыш Фафиу. Каждый старался как мог, и, по мнению знатоков, баррикада удалась на славу.

Итак, со своего места на улице О-Фер Сальватор снисходительно наблюдал за описанными нами сценами, он уже собирался уходить, опечаленный жалкой ролью, которую играли несчастные простые люди, одураченные призывами: «Да здравствует свобода!» – как вдруг узнал Жана Бычье Сердце и его друзей.

Он подошел к плотнику и, взяв его за рукав, тихо окликнул:

– Жан!

– Господин Сальватор! – обрадовался плотник.

– Молчи, – приказал тот, – и следуй за мной.

– Мне кажется, господин Сальватор, что если дело у вас ко мне не срочное, лучше бы поговорить в другой раз.

– То, что я тебе хочу сказать, не терпит отлагательств.

Ступай за мной не мешкая.

Сальватор увлек за собой Жана Бычье Сердце, к огромному сожалению последнего, судя по тоскующему взгляду, каким тот окидывал потребовавшую стольких его трудов баррикаду.

– Жан! – проговорил Сальватор, когда они отошли на порядочное расстояние. – Я тебе когда-нибудь давал плохие советы?

– Нет, господин Сальватор! Однако…

– Ты мне доверяешь?

– Еще бы, господин Сальватор, но…

– Ты полагаешь, я могу подать тебе дурной совет?

– Да нет, что вы, господин Сальватор! Просто…

– Тогда немедленно ступай домой.

– Это невозможно, господин Сальватор.

– Почему?

– Мы решились!..

– Решились на что?

– Покончить с иезуитами и попами!

– Ты пьян, Жан?

– Богом клянусь, господин Сальватор, за целый день я капли в рот не брал!

– Значит, вот почему ты бредишь?

– Если бы я посмел, – сказал Жан Бычье Сердце, – я признался бы вам кое в чем, господин Сальватор.

– Слушаю тебя!

– Меня мучает жажда!

– Тем лучше!

– Как это – лучше?! Почему вы это говорите?

– Идем-ка со мной!

Сальватор взял плотника за плечо и подтолкнул ко входу в кабачок. Там он усадил его на стул и сам сел напротив.

Он спросил бутылку вина, и плотник осушил ее в мгновение ока. Сальватор следил за ним с неподдельным интересом, как любитель естественной истории.

– Послушай, Жан, – продолжал комиссионер, – ты добрый, славный, честный парень, что доказал мне не раз. Поверь мне: лучше тебе оставить на время в покое иезуитов и попов.

– Господин Сальватор! Ведь мы совершаем революцию! – возразил плотник.

– Эволюцию! Ты, несчастный, хотел сказать «эволюцию»! – заметил Сальватор. – Да, ты можешь наделать много шуму, но, поверь мне, ничего хорошего из этого не выйдет. Кто тебя привел сюда в такое время, когда ты должен был бы спать?

Говори откровенно!

– Фифина! Сам-то я сюда не собирался, – признался Жан Бычье Сердце.

– Что она тебе сказала?

– «Пойдем поглядим на иллюминацию!»

– И все? – настаивал Сальватор.

– Она прибавила: «Возможно, там будет шум, мы славно повеселимся!»

– Ну да! И ты, мирный человек, относительно богатый, потому что генерал Лебастар де Премон назначил тебе тысячу двести ливров ренты, ты, любитель полежать после трудового дня, вдруг решил поразвлечься и пошуметь, вместо того чтобы слушать шум из окна собственного дома!.. А как Фифина узнала о том, что здесь произойдет?

– Она встретила господина, который ей сказал: «Нынче на улице Сен-Дени будет жарко, приводи своего мужа!»

– Кто этот господин?

– Она его не знает.

– Зато я знаю!

– Вы?! Стало быть, вы его видели?

– Мне ни к чему видеть полицейского, я его нюхом чую!

– Вы думаете, это был шпик? – вскричал Жан Бычье Сердце и сердито нахмурил брови, будто хотел сказать: «Жаль, я раньше этого не знал, уж я бы пробил ему башку!»

– Существует в правосудии такое правило, дорогой Жан Бычье Сердце; оно гласит: Non bis in idem.

– Что это значит?

– Дважды одного человека не наказывают.

– А я его уже наказал? – удивился Жан Бычье Сердце.

– Да, друг мой: вы едва его не задушили однажды ночью на бульваре Инвалидов, только и всего.

– Неужели вы думаете, что это Жибасье? – вскричал плотник.

– Более чем вероятно, мой бедный друг.

– Тот самый, про которого в квартале говорят, что он строит Фифине глазки? О, пусть только попадется!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза