Сальватор. Том 2

– Это ни к чему, мадам, – возразил г-н Рапт. – Эти господа, слава Богу, умеют отрекомендоваться сами.

Два брата опустили глаза и смиренно поклонились; они сделали это совершенно одинаково, словно движимые одной пружиной.

– Что с вами случилось, маркиза? – вполголоса спросил г-н Рапт, словно намекая двум посетителям, что, оставаясь дольше, они проявляют нескромность.

Аббат понял его намерение и сделал вид, что уходит.

– Брат мой! – сказал он. – Я начинаю замечать, что мы злоупотребляем временем его сиятельства.

Однако маркиза удержала его за полу редингота.

– Нисколько, господин аббат! – возразила она. – Причина моего страдания – ни для кого не секрет. Кстати, поскольку вы не совсем посторонний человек и знаете обо всем, что со мной происходит, я рада встретить вас здесь.

Будущий депутат помрачнел, зато аббат просиял от радости.

– Что вы хотите сказать, госпожа маркиза? – вскричал он. – Как я, готовый отдать за вас жизнь, могу иметь несчастье быть причастным к вашему страданию?

– Ах, господин аббат! – с отчаянием в голосе вскричала маркиза. – Вы хорошо знаете Толстушку?

– Толстушку? – переспросил аббат таким тоном, словно хотел сказать: «А что это такое?»

Граф знал, кто такая Толстушка, и, догадываясь о причине великого страдания, сотрясавшего маркизу, упал в кресло со вздохом отчаяния, как человек, который, устав бороться, сдает свои позиции неприятелю.

– Да, Толстушку, – подтвердила маркиза плачущим голосом. – Вы не могли ее не знать, вы двадцать раз видели меня с ней. О Великий Боже! Бедняжка, она так громко лаяла, если я оставляла ее одну в особняке!

– А-а, я понял! – вскричал аббат, которого наконец надоумило слово «лаяла». – Я понял!

Он хлопнул себя по лбу и продолжал:

– Вы говорите о своей прелестной собачке! Восхитительной собачке, грациозной и умненькой! Неужели с ней случилось какое-нибудь несчастье, госпожа маркиза?

– Несчастье?! Ну еще бы, разумеется несчастье! – разрыдалась маркиза. – Она умерла, господин аббат.

– Умерла! – хором подхватили оба брата.

– Пала жертвой ужасного преступления, отвратительной ловушки.

– О Небо! – воскликнул Ксавье.

– Кто же виновник этого мерзкого злодеяния? – спросил аббат.

– Кто?! И вы еще спрашиваете! – прошипела маркиза.

– Да, мы бы хотели знать, – подтвердил Ксавье.

– Наш общий враг, недруг правительства, короля: фармацевт из предместья Сен-Жак!

– Я так и думал! – вскричал аббат.

– Готов поклясться, это его рук дело! – подхватил художник.

– Как же это было, Боже ты мой?

– Я отправилась к нашим добрым сестрам, – начала свой рассказ маркиза. – Когда мы с Толстушкой проходили мимо аптеки, бедняжка, которую я держала на поводке, вдруг останавливается. Я думаю, ей просто понадобилось остановиться. Я тоже останавливаюсь… Вдруг она взвыла, бросила на меня прощальный взгляд и упала замертво прямо на мостовой.

– Ужас какой! – воскликнул аббат, подняв глаза к потолку.

Во время этого рассказа граф Рапт выплеснул свое нетерпение на коробку с перьями и изорвал ее в клочья.

Маркиза де Латурнель заметила, что его не очень заинтересовал трогательный рассказ об этой катастрофе, да к тому же он с нетерпением ждал, когда уйдут оба посетителя.

Маркиза встала.

– Господа! – с холодным достоинством молвила она. – Я вам тем более благодарна за внимание, которое вы уделяете несчастной Толстушке, что оно так непохоже на глубокое безразличие моего племянника, настолько занятого своими тщеславными планами, что у него нет времени на простые человеческие чувства.

Оба брата с возмущением посмотрели на графа Рапта.

– Жаба и змей! – пробормотал тот.

Обратившись к маркизе, он громче прибавил:

– Это не так, мадам, а в доказательство моего живейшего сочувствия вашему горю я предоставляю себя в ваше распоряжение и готов наказать виновного.

– Мы же вам сказали, ваше сиятельство, – вставил аббат, – что этот человек – негодяй, способный на любое преступление!

– Редкий негодяй! – заметил Ксавье.

– Да, вы в самом деле это говорили, господа, – проговорил депутат, вставая и кланяясь двум братьям, словно хотел сказать:

«Теперь, когда мы прекрасно понимаем друг друга, наши мнения совпадают, нас не разделяет никакая распря, ступайте домой и оставьте меня в покое».

Братья поняли его движение и в особенности взгляд.

– Прощайте, ваше сиятельство, – несколько прохладно попрощался аббат Букмон. – Сожалею, что вы не можете уделить нам еще несколько минут; мы с братом хотели предложить вашему вниманию еще несколько интересных вопросов.

– И очень важных! – прибавил Ксавье.

– Мы их лишь отложим на время, – возразил депутат, – я рад, что у меня будет случай снова встретиться с вами.

– Это наше самое горячее желание, – подхватил художник.

– До скорой встречи, – прибавил аббат.

Поклонившись графу, аббат вышел первым, за ним – художник, во всем подражавший старшему брату.

Граф Рапт прикрыл за ними дверь и некоторое время постоял, держась за ручку, словно опасался, как бы они не вернулись.

Затем он обратился к секретарю, едва ворочая языком от изнеможения:

– Бордье, вы хорошо запомнили этих людей?

– Да, ваше сиятельство, – отвечал тот.