Сальватор. Том 2

– Кто не любит священников – не любит Бога, а кто не любит Бога – не любит короля, потому что король получает власть по божественному праву.

– Значит, это точно плохой человек.

– Плохой? – переспросил аббат. – Да это революционер!

– Кровопийца! – поддержал художник. – И мечтает он об одном: разрушить общественный порядок.

– Я так и думал, – обронил г-н Рапт. – Он выглядит слишком невозмутимым – жестокий человек!.. Я очень вам благодарен, господа, что вы дали мне знать о таком человеке.

– Не за что, ваше сиятельство, – молвил Ксавье, – это наш долг.

– Долг каждого честного гражданина, – прибавил Сюльпис.

– Если бы вы могли, господа, представить письменные и неоспоримые доказательства вреда, причиненного этим человеком, можно было бы, вероятно, заставить его исчезнуть, отделаться от него тем или иным способом. Вы можете мне дать такие доказательства?

– Нет ничего проще, – ядовито улыбнулся аббат, – к счастью, все доказательства у нас в руках.

– Все! – подтвердил художник.

Аббат вынул из кармана, как сделал перед тем фармацевт, сложенный вчетверо листок и подал его г-ну Рапту со словами:

– Вот петиция, подписанная самыми известными врачами квартала, доказывающая, что этот отравитель торгует лекарствами, приготовленными не по правилам. Некоторые из его лекарств послужили причиной смерти.

– Дьявольщина! Это уже серьезно! – заметил г-н Рапт. – Дайте мне эту петицию, господа, и поверьте, что я сумею найти ей применение.

– Самое меньшее, что можно требовать против такого человека, ваше сиятельство, – камера если не в Рошфоре и Бресте, то хотя бы в Бисетре.

– Ах, господин аббат! Вы подаете пример христианского милосердия! – воскликнул граф Рапт. – Вы хотите раскаяния, а не смерти грешника.

– Ваше сиятельство! – с поклоном отвечал аббат. – Уже давно я, опираясь на сведения, добытые с огромным трудом, составил вашу биографию. Я ждал лишь такой встречи, как сегодня, чтобы опубликовать ее. Я объявлю ее в следующем номере «Горностая». И прибавлю еще одну черту: любовь к человечеству.

– Ваше сиятельство! – прибавил Ксавье. – Я никогда не забуду этот визит, и когда буду писать Праведника, прошу у вас позволения вспомнить ваше благородное лицо.

Во время этого диалога полковник маневрировал, как опытный стратег, и постепенно оттеснил братьев к двери.

Аббат решился наконец взяться за ручку: не то понял маневр, не то ему больше нечего было просить.

В эту минуту дверь распахнулась, но не по милости аббата, а под внешним давлением, и старая маркиза де Латурнель (ее, надеюсь, не забыли наши читатели, ведь она была связана с графом Раптом не одними родственными узами) устремилась, запыхавшись, в кабинет.

– Слава Богу! – пробормотал г-н Рапт, полагая, что наконец-то вырвался из когтей двух братьев.

XXXV. Глава, в которой открыто говорится, кто причинял беспокойство г-же де Латурнель

На помощь! Умираю! – слабо вскрикнула маркиза и, закатив глаза, упала на руки аббату Букмону. – Ах ты Господи! ГЪспожа маркиза! – обронил тот. – Что произошло?

– Как?! Вы знакомы с госпожой маркизой? – изумился граф Рапт, бросившись было на помощь г-же де Латурнель, но замер, видя, что она в руках друга.

Ничто на свете не могло испугать его больше, чем то, что он увидел: маркиза де Латурнель – приятельница такого язвительного человека, как аббат.

Он знал, какой легкомысленной бывала маркиза; случалось, ночью он внезапно просыпался и его бросало в жар при мысли, что его тайны находились в руках женщины, любившей его от всего сердца, но, подобно медведю Лафонтена, способной рано или поздно уничтожить графа, бросив ему в лицо просто так одну из его тайн.

Кроме того, он хорошо знал маркизу: если маркиза была другом двух братьев, она станет поддерживать не его, а церковных крыс.

Его еще больше ошеломило, когда в ответ на вырвавшиеся у него слова: «Как?! Вы знакомы с госпожой маркизой?» – аббат Букмон сказал, пародируя графа, цитировавшего г-на де СенГерема:

– Я был бы недостоин жить, если бы не знал одну из самых благочестивых дам Парижа!

Граф увидел, что необходимо примириться с этим знакомством, и подошел к маркизе, симулировавшей по привычке в шестьдесят лет один из обмороков, так шедших ей в двадцатилетнем возрасте.

– Что с вами, мадам? – спросил он в свою очередь. – Умоляю, не оставляйте нас в неизвестности.

– Да я просто умираю! – не открывая глаз, отозвалась маркиза.

Такой ответ ничего не значил.

Однако граф Рапт увидел, что все не так страшно, как ему показалось поначалу, и сказал секретарю:

– Надо бы позвать врача, Бордье.

– Не надо! – возразила маркиза, открывая глаза и в ужасе озираясь.

Она увидела аббата.

– А, это вы, господин аббат, – нежнейшим голоском пролепетала старая святоша.

Ее тон заставил графа Рапта вздрогнуть.

– Да, госпожа маркиза, это я, – отозвался довольный аббат. – Имею честь представить вам своего брата, господина Ксавье Букмона.

– Большой художник! – любезно улыбнулась маркиза. – Я от всего сердца рекомендую его нашему будущему депутату.