— Иными словами, сир, в обмен на деньги, с которыми я не знал что делать, вы дали мне акции каналов и полномочия на вырубку леса.
— Наконец, в третий раз — сегодня. Как всегда, вы явились в трудную для меня минуту. Что же вам угодно, капитан Пьер Эрбель?
Капитан вздрогнул от радости. Император помнил все, даже его имя!
— Что мне угодно, сир? Я хочу попытаться вас спасти.
— Прежде всего, скажите, какая опасность мне угрожает.
— Вас могут захватить англичане.
— Значит, Сарранти сказал мне правду? Рошфорская гавань блокирована?
— Пока нет, сир. Но через час так и будет.
Император ненадолго задумался.
— С минуты на минуту мне должны доставить охранное свидетельство, — сказал он.
Эрбель покачал головой.
— Вы полагаете, я его не получу?
— Нет, сир.
— Каковы же, по-вашему, намерения монархов союзных держав?
— Захватить вас в плен, сир.
— Они же все были у меня в руках, но я их отпустил и вернул им троны!
— Возможно, вы допустили ошибку, сир.
— И вы пришли предупредить меня об опасности?
— Я предоставляю в распоряжение вашего величества свою жизнь, если только она может быть вам полезна.
Император посмотрел на человека, говорившего так просто, что не оставалось никаких сомнений в его искренности.
— Я считал вас республиканцем, — заметил Наполеон.
— А я и есть республиканец, сир.
— Почему же вы не видите во мне врага?
— Потому что я прежде всего патриот. О да, сир, я глубоко сожалею, что вы, подобно Вашингтону, не предоставили нации полную свободу. Но если вы не сделали Францию свободной, то во всяком случае сделали ее великой; вот почему я пришел вам сказать: «Будь вы счастливы и на вершине славы, сир, вы бы меня не увидели».
— Да, а когда я несчастен и лишен всего, вы, отдав мне свое состояние, пришли предложить и жизнь. Вашу руку, капитан Эрбель! За эту преданность я могу заплатить лишь признательностью.
— Вы ее принимаете, сир?
— Да, однако что вы намерены мне предложить?
— У меня к вам три предложения, сир. Угодно ли вам отправиться в Париж по Луаре? Армия Вандеи под командованием генерала Ламарка, а также армия Жиронды под командованием генерала Клозеля в вашем распоряжении. Нет ничего проще, как обвинить временное правительство в измене и двинуться против него во главе двадцати пяти тысяч солдат и ста тысяч фанатично преданных вам крестьян.
— Это было бы вторым возвращением с острова Эльба, а мне бы не хотелось начинать все сначала. Кроме того, я устал, сударь. Я хочу отдохнуть и посмотреть, чем мир меня заменит, когда самого меня здесь уже не будет. Перейдем ко второму вашему предложению.
— Ваше величество! Есть человек, за которого я ручаюсь головой, мой помощник Пьер Берто; его корвет стоит в устье Сёдра. Вы сядете на коня, переправитесь через солончаковые болота, потом на фелуке выйдете через пролив Момюсон, обойдете таким образом англичан и встретитесь в море с американским судном «Орел». Как видите, его название — добрый знак.
— Это бегство, сударь, словно я преступник, а я бы хотел покинуть Францию как император, сходящий с трона!.. Ваше третье предложение?
— Третий способ — наиболее рискованный, однако я за него отвечаю.
— Посмотрим.
— Два французских фрегата, «Ива» и «Медуза», стоящие на якоре под прикрытием батарей на острове Экс, предоставлены в распоряжение вашего величества французским правительством, не так ли?
— Да, сударь, однако если гавань блокирована?..
— Погодите, ваше величество… Я знаком с командирами этих фрегатов, это храбрые офицеры: капитан Филибер и капитан Поне.
— И что же?
— Выбирайте сами, на какой из этих двух фрегатов вы сядете. «Медуза», например, — самое быстроходное судно. Блокада состоит из двух кораблей: шестидесятичетырехпушечного «Беллерофона» и восьмидесятипушечного «Великолепного». Я на своем бриге буду отвлекать «Беллерофона»; капитан Филибер сядет со своей «Ивой» на хвост «Великолепному». Пройдет больше часа, прежде чем они нас потопят! За это время вы пройдете на «Медузе», и не как беглец, а как победитель, под огненной триумфальной аркой.
— Чтобы я себя упрекал в гибели двух кораблей вместе с экипажами, сударь?! Никогда!
Капитан Эрбель удивленно посмотрел на Наполеона.
— А Березина, сир? А Лейпциг? А Ватерлоо?
— Это было сделано ради Франции, а ради нее я имел право пролить кровь французов. Теперь же я сделал бы это для себя лично.
Наполеон покачал головой и еще тверже повторил:
— Никогда.
Тринадцатого числа того же месяца он обратился к принцу-регенту со знаменитым письмом, ставшим, увы, достоянием истории: