Сальватор

Бернар узнал Жюстена и, увидев его в сопровождении девушки, начал понимать истинный смысл драмы, в которой он играл свою роль. Он почтительно снял шляпу, украшенную лентой и, когда молодые люди удобно устроились в коляске, понимающе взглянул на них, словно спрашивая: «Куда теперь?»

— На север! — отвечал Жюстен.

Бернар тронулся в обратный путь, и вскоре экипаж исчез из виду на парижской дороге; им предстояло проехать город из конца в конец, от заставы Фонтенбло до заставы Ла-Виллет.

Пожелаем влюбленным счастливого пути, пусть они поделятся друг с другом своими радостями и горестями, а мы вернемся к пленнику.

Заставить г-на де Вальженеза войти в хижину не составляло труда для его стражей, однако они в задумчивости остановились на пороге: как завести туда лошадь?

Хижина была небольшая: всего пятнадцати футов в длину и двенадцати — в ширину, и там не было ни конюшни, ни сарая. Троим вместе с лошадью было бы там, пожалуй, тесновато.

— Дьявольщина! — бросил Жан Бык. — Об этом-то мы и не подумали!

— И господин Сальватор забыл, — подхватил Туссен.

— Дурак! Как он-то мог об этом подумать?! — возразил Жан Бык.

— Он же думает обо всем! — не соглашался Туссен.

— Ну, раз не подумал он, давай пораскинем мозгами мы с тобой, — промолвил Жан Бык.

— Пораскинем, — не стал перечить Туссен.

Так они и сделали, однако сообразительность не была сильной стороной этих славных людей.

Наконец Жан Бык после недолгого размышления сказал наугад:

— Река недалеко…

— При чем здесь река? — удивился Туссен-Лувертюр.

— Ну…

— Что? Утопить лошадь?

— Так ведь хозяин у нее плохой человек! — презрительно проговорил Жан Бык.

— Лошадь плохого человека может быть весьма достойной скотиной, — нравоучительно заметил Туссен-Лувертюр.

— Верно… Что же делать?

— А не отвести ли нам ее в харчевню «Божья милость»?

— До чего ты глуп даже для овернца!

— Ты так считаешь?

— Да пойми: если хозяин «Божьей милости» увидит, как Туссен-Лувертюр или Жан Бык ведут к нему чужую лошадь, он спросит, где ее хозяин. И что ты ему ответишь? Нет, ты скажи! Если у тебя есть что ответить, бери лошадь и веди ее в «Божью милость».

Туссен покачал головой.

— Мне сказать нечего, — признался он.

— Ну и молчи.

— Я и молчу.

И Туссен прикусил язык.

Снова наступила тишина; нарушил ее Жан Бык.

— Слушай! А что если я тебя кое о чем попрошу? — обратился он к Туссену.

— Я с удовольствием все сделаю, если мне это по силам.

— Давай сначала введем в дом человека.

— Хорошо.

— Раз уж мне его поручили, я за него отвечаю.

— Я тоже за него отвечаю, черт побери! Да нам не он мешает, а лошадь!

— Не перебивай!

— Вот уж я тебя и перебиваю!

— А когда он будет в доме, ты займешься лошадью.

— Займусь!.. Нет, не займусь, я же не знаю, что с ней делать!

— Погоди! Ты ее отведешь назад.

— Куда это?

— В замок Вири, понял?

— А ведь верно!

— Ты сам не додумался бы! — возгордился Жан Бык, довольный собственной сообразительностью.

— Нет.

— Нравится тебе такая мысль?

— Очень!

— Тогда давай отвяжем человека! — предложил Жан Бык.

— Отвяжем человека, — согласился Туссен, на все смотревший глазами своего приятеля.

— Нет!

— Хорошо, не будем отвязывать.

— Да нет же!

— Я уже ничего не пойму, — признался Туссен-Лувертюр.

— Какого черта тебе надо понимать?

— Ну, чтобы… действовать…

— Держи пока лошадь.

— Ладно.

— Ты говоришь: «Отвяжем». Отлично! Если мы будем отвязывать вдвоем, лошадь держать некому.

— Ты прав.

— А когда мы отвяжем человека, лошадь возьмет да уйдет.

— И это верно.

— Тогда не будем вдвоем его отвязывать… Я отвяжу его один, а ты тем временем держи скотину.

— Начали! — скомандовал Туссен, хватаясь за удила.

Жан Бык подошел к иве, достал из дупла ключ и отпер дверь в хижину. Он не любил темноту и потому зажег небольшую лампу.

Наконец приготовления были завершены; он отвязал пленника и без усилий поднял его.

— Теперь налево шагом марш! — скомандовал Жан Бык Туссену, а сам внес графа в дом.

Туссен не заставил повторять команду: не успел его приятель отвернуться, как он сел на лошадь и поскакал так быстро, словно в конце пути его ждал приз города Парижа.

Подъехав к воротам замка, он увидел, что они заперты; он приготовился перелезть через стену, как вдруг послышалось ворчание собаки, и Брезиль встал передними лапами на железную перекладину.

— Ага! — сказал Туссен на овернском наречии, которое так презирал Жан Бык. — Если Ролан здесь, значит, и господин Сальватор где-нибудь рядом.

И действительно, неподалеку почти тотчас мелькнул свет.

— A-а, это ты, Туссен? — послышался голос Сальватора.

— Да, господин Сальватор, это я, — радостно отозвался Туссен. — Я привел вам коня.

— А где всадник?

— О, он в надежном месте, раз находится в руках Жана Быка. Да и я сейчас опять туда пойду, можете не беспокоиться, господин Сальватор! Две руки — хорошо, а четыре — лучше.

И, предоставив Сальватору отвести коня в конюшню, Туссен так прытко бросился назад — да будет сказано это к его чести, — что теперь мог бы оспаривать приз не только в скачках, но и в беге.