Сальватор

И, как бы в подтверждение пословицы, гласящей: «Все хорошо, что хорошо кончается», Рождественская Роза выздоровела благодаря любви. А это доказывает, что Мольер, как сказал Жан Робер, был самым замечательным из всех известных нам врачей. Поскольку написал «Любовь-врачеватель»!

Глава CLIІІ Хвала отчаянной смелости!

О смерти мадемуазель Долорес де Розан и об аресте американского джентльмена Шант-Лила узнала от господина де Моранда.

Принцесса Ванврская пролила слезу, вспомнив о бывшем своем любовнике, и быстренько сменила тему разговора.

Так уж принято у несчастных парижских гризеток: своему первому любовнику они готовы отдать все до последней ночной рубашки, а всех последующих едва удостаивают слезинки.

– Он к этому шел! – сказала она господину де Моранду, сообщившему ей, что, несмотря на сильную протекцию, Камилу грозит несколько лет каторги на галерах.

– Но почему вы считаете, дорогой друг, – спросил господин де Моранд, – что все, кто имел счастье любить вас, должны кончить так печально? Это очень жестокая развязка!

– Они только меняют одни оковы на другие, – ответила с улыбкой гризетка. – Да и потом, – добавила она, насмешливо посмотрев на нового министра финансов, – я не говорила, что так кончают все! Вот ты, к примеру, любовь моя, ты ведь не так уж много согрешил на земле, чтобы тебе не была уготована ложа в раю. Да, кстати, о ложе и рае, когда состоится дебют синьоры Кармелиты?

– Послезавтра, – ответил господин де Моранд.

– Ты уже заказал мне открытую ложу, как я тебя просила?

– Естественно, – галантно ответил банкир.

– Могу я взглянуть на билет? – лукаво спросила она, обнимая господина де Моранда за шею.

– Вот он, – ответил тот, доставая из кармана билет.

Шант-Лила выхватила у него из рук билет, посмотрела и зарделась от удовольствия.

– Итак, – воскликнула она, – я буду сидеть напротив принцесс!

– А разве ты сама не принцесса?

– Вы можете смеяться надо мной, – надув губки, сказала принцесса Ванврская. – Но три месяца тому назад я была у Броканты, и она поклялась мне, что я действительно дочь принца и принцессы.

– Это еще не все, милочка, она утаила от тебя всю правду! Ты не только принцесса, – ты королева! Найденыши являются королями на земле.

– А пропащие люди становятся их министрами! – лукаво добавила Шант-Лила, глядя на банкира. – Наконец-то я увижу принцесс вблизи. Вчера в театре «Порт-Сен-Мартен» на премьере пьесы вашего друга Жана Робера я сидела на плохих местах. Кстати, как эта пьеса называлась?

– «Гвельфы и Гобелины»! – с улыбкой произнес господин де Моранд.

– Точно, «Гвельфы и Гобелины»! – воскликнула принцесса Ванврская. – Теперь-то я запомню это название. А куда это ты ушел в конце пьесы, любовь моя?

– Я зашел в ложу госпожи де Моранд, чтобы поздравить ее с успехом нашего друга Жана Робера.

– Или для того, чтобы изменить мне, бабник противный, – перебила его Шант-Лила. – Кстати, о бабниках. Правда ли, что вы волочитесь за всеми женщинами подряд?

– Так говорят! – довольно фатовским тоном ответил господин де Моранд и закашлялся. – Но если я и позволяю себе волочиться за всеми женщинами подряд, я всегда возвращаюсь только к одной.

– Она из хорошей семьи?

– Она самая высокопоставленная дама, каких я только знаю.

– Принцесса какая-нибудь?

– Принцесса крови.

– Я ее знаю?

– Конечно же! Ведь это ты, принцесса.

– И вы говорите, что вы у моих ног?

– Сама видишь! – сказал господин де Моранд и встал перед Шант-Лилой на колени.

– Хорошо, – сказала она, кивнув. – Оставайтесь так в знак наказания: вы его заслужили.

– Это для меня награда, принцесса. Не ты ли только что сказала мне, что благодаря моей добродетели я попаду прямехонько в рай?

– Я неудачно выразилась, – прервала его гризетка. – Добродетели тоже бывают разные, как и грехи. Другими словами, есть добродетели, которые под стать грехам, а есть и грехи, которые приравниваются к добродетелям.

– Например, принцесса?

– Любить женщину наполовину – это грех. Но любить ее всем сердцем – добродетель.

– Не знал, что ты такая казуистка, милочка.

– Было время, когда я, – опустив глаза и покраснев, произнесла принцесса Ванврская, – носила белье к иезуитам в Монруж. И они просветили меня насчет…

– Казуистики, – прервал ее признание банкир.

– Да, – прошептала Шант-Лила чуть слышно. – Вот именно, – добавила она, подавив вздох.

– Ты не могла обратиться за этим, моя красавица, к людям, более подготовленным в этом вопросе. И чему же они еще обучили тебя такому, чего ты не знала от природы?

– Многому, чего я не… запомнила, – ответила гризетка, снова залившись румянцем, хотя обычно вогнать ее в краску было делом нелегким.

– Черт возьми! – вскричал вдруг министр, поднимаясь на ноги. – Я покидаю вас, принцесса, поскольку боюсь, что вы вспомните то, о чем так честно старались забыть.

– Это называется уйти по-иезуитски! – сказала Шант-Лила, покусывая губы. – Но это не искупает ваши грехи, – добавила она, пристально глядя на господина де Моранда.

– Назначьте цену искупления, – сказал банкир.