Сальватор

– Не говоря уже о верхних цепях, в которые их закуют на период переезда.

– Но ведь суда над ними не было! Я внимательно просмотрел газету, но не встретил там ни одного постановления суда.

– Кажется, что за всеми ними водятся старые грешки.

– Вы их знаете?

– Я? – со страхом переспросил узник тюрьмы. – О, да!

В этот момент во дворе раздался пронзительный свисток.

– По местам! – грубо приказал вновь прибывшим один из первой группы находившихся во дворе людей.

Те живо выстроились вдоль стены двора напротив принесенных ими кандалов.

Одновременно со свистком послышался скрип маленькой двери, которая вела во второй дворик, и появилась толпа из тридцати или сорока приговоренных к каторге преступников, которых вел, если можно так выразиться, на поводке отряд солдат.

Едва выйдя во двор, каторжники вдохнули свежий воздух и испустили радостные крики, в ответ на которые послышался глухой гул остальных каторжников, ожидавших наступления часа, когда и они смогут подышать свежим воздухом.

Люди из первой группы, которых мы видели слоняющимися по двору до того, как раздался свисток, бросились к приговоренным и, сняв с них всю фирменную одежду, приступили к осмотру самых потайных частей тела, желая убедиться в том, что там не спрятано оружие, деньги или еще какой-нибудь контрабандный товар.

После завершения этой операции другие люди бросили приговоренным, словно кости собакам, нечто похожее на серые рубища для того, чтобы каторжники смогли прикрыть ими свою наготу.

Пока шел процесс раздевания и одевания каторжников, тюремщики, которым было поручено заковать их в кандалы, разложили на камнях двора в одну линию свои увесистые украшения.

После этого раздался второй свисток.

По этому сигналу каждого каторжника поставили напротив предназначавшихся ему кандалов в виде треугольного ошейника и каждый тюремщик, отвечающий за заковывание, надел своему подопечному это колье на шею. Когда эти железные украшения были надеты на всех пленников, из темного угла (словно отделившись от стены) выступил вперед какой-то человек огромного роста и могучего телосложения. В руках у него был такой тяжелый молот, что он привел бы в ужас изобретательного Тибала Каина и дипломированного Вулкана.

Это был тюремный кузнец.

При появлении этого гиганта-кузнеца по каторжникам пробежала дрожь. Так обычно дрожит трава при приближении косы: она колеблется от корня до стебелька.

И было от чего вздрогнуть.

Тюремный кузнец прошел со своим тяжелым инструментом сзади каждого приговоренного и страшным ударом этой кувалды вогнал по заклепке в отверстия треугольного ошейника, что заставило всех каторжников в ужасе резко наклонить голову вперед.

Когда эта операция была произведена с первой группой приговоренных к каторге, свистком была вызвана другая группа, затем третья и так далее. Всего ошейники были надеты на триста человек.

Когда все триста каторжников оказались собранными во дворе, их заковали в цепи. Цепь была прикована к ошейнику одного, проходила через его пояс и шла к поясу следующего, чтобы пройти через его ошейник. И так до самого конца колонны все были связаны одной горизонтальной цепью.

Но это было не самое гнусное зрелище. Весь ужас и, если можно так выразиться, вся живописность его заключались в том, как себя держали его участники.

Вроде бы они были собратьями по преступлениям, вроде бы являлись товарищами по несчастью. Но, хотя и скованные одной цепью и обреченные, судя по всему, всю жизнь провести вместе, каторжники вдруг стали чужими друг другу, перестали узнавать друг друга. Они стали презирать друг друга.

Среди них двое из наших знакомцев (Этеокл и Полиниций) являли собой печальный образец дружбы, разрушившейся в момент общего горя и решающего испытания. Мы имеем в виду Папильона и Карманьоля, которых сковала между собой, безусловно, рука Провидения.

Папильон начал оскорблять Карманьоля, а Карманьоль ругаться на Папильона. Вы можете в это поверить? И причиной столь грубого выражения антагонизма стала одна широта мест их рождения.

Южанин из Марселя начал всячески поносить южанина из Бордо. А тот обозвал своего бывшего товарища «Ронским Ртом», то есть именем департамента Буш-дю-Рон.

Присутствовавшие при этом «Стальная Жила» и «Длинный Овес» также являли собой печальное зрелище двух образованных цепью близнецов. «Длинный Овес» обозвал «Стальную Жилу» солдафоном, а «Стальная Жила» назвал «Длинного Овса» иезуитом.

Стоя в полутьме маленькой двери, почти в хвосте колонны, по-рафаэлевски красивый ангел Габриэль, поникнув головой, и, словно обмякнув в объятиях преданного своего друга Жибасье, всем своим видом кающегося грешника вызывал сострадание у зрителей.

Что же касается опытного в этих делах и скептически настроенного Жибасье, то он казался отцом всей этой банды, душой этой живой цепочки.

Несомненно, что нервы его были ужасно напряжены оттого, что именно на него были устремлены глаза всех присутствовавших во дворе. Но он, казалось, не замечал этого любопытства толпы. Скорее даже он ее явно презирал.