Сальватор

Эти слова вполне могли быть как насмешкой, так и вежливой формой выражения. Еще не решив, как к ним отнестись, Жан Робер предложил господину де Моранду сесть.

Господин де Моранд уселся в кресло и сделал знак Жану Роберу сесть рядом.

– Мой визит вас, кажется, удивляет, мсье, – сказал банкир.

– Мсье, – ответил Жан Робер, – он столь почетен для меня, что я…

Банкир прервал его.

– Хорошо, – сказал он. – А вот меня удивляет то, что я не мог нанести его вам раньше. Но что поделаешь! Мы, финансисты, сама неблагодарность. Мы, уйдя с головой в работу, забываем о людях, которые дают нам возможность приятно отдохнуть. Другими словами, мсье, я со стыдом вынужден признать, что впервые после вашего визита ко мне на улицу Лаффит я наношу вам ответный визит.

– Мсье, – пробормотал Жан Робер, смутившись от слов банкира и не будучи в состоянии понять, куда тот клонит.

– Что случилось? – продолжал господин де Моранд. – Почему вы пытаетесь благодарить меня вместо того, чтобы высказать мне вполне заслуженный упрек? Вы говорите сейчас со мной, извините за эти финансовые термины, как с кредитором, вместо того, чтобы говорить со мной, как с вашим должником. Вы ведь неоднократно бываете в моем доме, что я и сказал вчера вечером госпоже де Моранд после того, как вы ее покинули.

«А! Теперь все ясно! – подумал Жан Робер. – Он видел, как я вчера поздно вечером выходил из его особняка. И теперь он пришел узнать причину столь позднего моего визита».

– Госпожа де Моранд, – продолжал банкир, делая вид, что не понимает мысли Жана Робера, – испытывает к вам самые нежные чувства.

– Мсье!..

– Она любит вас, как брата.

Господин де Моранд сделал ударение на последнем слове.

– Но меня удивляет и одновременно огорчает, – продолжал он, – что ей никак не удается внушить вам хотя бы некоторую часть той привязанности ко мне, которую испытывает она к вам.

– Мсье, – поспешил вставить Жан Робер, удивленный тем оборотом, который принял их разговор, и не имея возможности понять, почему так произошло, – у нас с вами столь разные профессии, что это мешает мне…

– Быть моим другом? – прервал его господин де Моранд. – Вы, значит, предполагаете, дорогой мой поэт, что работа в банке отнимает у человека разум? Полагаете, как и все те люди, которые в финансовой игре знают только одни потери, считают, что банкиры все дураки или…

– О мсье! – вскричал поэт. – Я очень далек от подобных предположений!

– Я был заранее в этом уверен, – продолжал банкир. – Вот поэтому-то я и говорю вам, что наши профессии имеют много общего. Финансы, если можно так выразиться, дают жизнь, а поэзия учит нас радоваться ей. Мы с вами как два полюса. Следовательно, мы оба необходимы для того, чтобы земля могла вращаться.

– Но, – сказал Жан Робер, – своими словами вы доказываете мне, что вы такой же поэт, как и я, мсье.

– Вы мне льстите, – ответил господин де Моранд.

– Я не заслуживаю этого прекрасного звания, хотя и пытался было его получить.

– Вы?

– Да. Вас это удивляет?

– Нисколько. Но…

– Да, вам кажется, что банк и поэзия – вещи совершенно несовместимые.

– Я этого не говорил, мсье.

– Но подумали, а это одно и то же.

– Нет. Я просто говорю, что ничего о вас не знаю…

– Что доказывает, что у меня было призвание?.. Берегитесь! В тот день, когда я на вас обижусь, я приду к вам с манускриптом в руках. Но пока до этого дело еще не дошло, поскольку я перед вами виноват. А, вы все еще сомневаетесь, молодой человек! Тогда знайте, что у меня, как и у других, есть трагедия под названием «Кориолан». Кроме того, шесть первых песен поэмы под названием «Человечество», кроме того, томик любовных стихов, а еще… еще, да разве вспомнишь? Но поскольку поэзия является религией, которая не кормит своих жрецов, мне пришлось работать в более материальной сфере вместо того, чтобы остаться в сфере духовной. Вот почему и как я стал всего лишь банкиром вместо того, чтобы, – говорю это только вам, чтобы не быть обвиненным в гордости, – быть вашим собратом по перу.

Жан Робер поклонился, еще более удивленный таким странным оборотом разговора.

– Именно поэтому, – продолжал господин де Моранд, – я и осмеливаюсь требовать вашу дружбу и, более того, пришел к вам, чтобы потребовать от вас доказательство этого.

– От меня?! Говорите, говорите же, мсье! – воскликнул Жан Робер в состоянии глубокого удивления.

– Если, к счастью, есть еще в этом мире, – продолжал господин де Моранд, – люди, которые, как мы с вами, занимаются или любят поэзию, то есть и такие, кто не имеет в жизни идеала, стремится только к грубым удовольствиям, к физическим радостям и наслаждениям, к материальным благам. Такие люди более всего вредят прогрессу цивилизации. Проглотить человека, как животное, жить только для того, чтобы набить утробу, требовать от женщины только удовлетворения своих разнузданных страстей – таковы принципы жизни этих людей, таковы, на мой взгляд, язвы нашего общества. Вы согласны со мной, дорогой мой поэт?

– Полностью, мсье, – ответил Жан Робер.