Сальватор

Граф Эрбель с наслаждением втянул в себя понюшку табака, стряхнул с жабо его крошки и продолжал:

– Итак, ребенка приняли в один из лучших парижских коллежей, где, помимо положенного для коллежей уровня образования, он стал заниматься с учителем английского языка, с учителем немецкого языка, с учителем музыки. Таким образом, его обучение стало стоить уже не две тысячи франков, а две с половиной. Отец его жил на пятьсот франков в год. Но что такое была для него физическая пища? Главное, что его сын получал в достаточном количестве пищи духовной!

Молодой человек учился довольно неплохо. И его отец получал в качестве возмещения за свои жертвы похвалы от учителей за прилежание, хорошее поведение и успехи сына.

В восемнадцать лет он был выпущен из коллежа, зная немного греческий, немного латинский, немного немецкий и немного английский языки. Заметь, что знал он их поверхностно, а это очень малая компенсация за те пятнадцать тысяч франков, которые отец потратил на его обучение. Но следует отметить, что он достиг больших успехов в игре на пианино. И когда отец спросил его, кем он хочет стать, молодой человек смело и без колебаний ответил: «Музыкантом!»

Отец не очень хорошо понимал, что такое быть музыкантом. В его представлении быть артистом значило давать на открытом воздухе концерты, играя на виолончели, на арфе или на скрипке. Но для него это было не так важно: сын решил стать музыкантом, и у него было право выбирать то, что ему по душе.

У молодого человека спросили, у кого он хотел бы продолжить свое музыкальное образование. И он назвал самого известного пианиста своего времени.

С большим трудом удалось уговорить маэстро давать молодому человеку три урока в неделю по десять франков за урок. Это составило двенадцать уроков в месяц, или сто двадцать франков.

Разница между тысячью четырьмястами франков в год и двумя тысячами пятьюстами франков была бы не столь уж большой, если бы можно было сэкономить что-то на пансионе бедного ребенка. Но что он мог сделать, имея тысячу сто шестьдесят франков!

К счастью, в это время отцу увеличили содержание на шестьсот франков. Он этому очень был рад: это давало сыну пенсион в тысячу семьсот пятьдесят франков. А сам отец и до этого жил на пятьсот франков, значит, сможет прожить и еще!

Но надо было покупать пианино. Учиться можно было только на пианино работы Эрара. Маэстро-пианист переговорил со знаменитым мастером, и цена пианино с четырех тысяч франков была снижена до двух тысяч шестисот франков. Кроме того, было получено разрешение расплатиться за инструмент в течение двух лет. Сошлись на том, что ученик из тысячи семисот франков будет ежемесячно вносить по сотне франков.

Через пару лет ученик достиг некоторого уровня. Но так не считали его соседи, которые, будучи, как всегда, несправедливыми по отношению к видимым или слышимым успехам, утверждали, что молодой исполнитель был весьма слаб, поскольку никак не мог сразу же преодолеть трудные музыкальные пассажи, которыми он их потчевал с утра до вечера. Соседи пианиста всегда несправедливы, но молодого человека их несправедливость ничуть не беспокоила. Он упорно играл этюды Беллини и вариации из «Робин Гуда» Моцарта, «Вольного стрелка» Вебера и «Семирамиды» Россини.

Дальше – больше. Исполняя музыку, он решил, что может ее и сочинять. А от замысла до воплощения его в жизнь всего один шаг, и он сделал этот шаг довольно-таки удачно.

Но всем известно, что у издателей нот, как и у издателей книг, есть на все один и тот же ответ, различный по форме, но одинаковый по сути, для всех начинающих честолюбивых писателей или композиторов: «Станьте знаменитым, и тогда я вас напечатаю». Это вообще-то замкнутый круг: стать знаменитым можно лишь тогда, когда твои труды издадут. Не знаю, как это случается, но те, в ком сидит дьявол, умудряются в конечном счете прославиться. То есть нет, я знаю, как это делается: именно так, как поступил наш молодой человек.

Он стал экономить на всем, даже на еде. И умудрился набрать двести франков для того, чтобы издать вариации на тему «Di tanti palpiti».[4]

Приближался день рождения его отца. К этому празднику вариации были уже напечатаны.

Отец с удовольствием увидел имя сына, напечатанным крупными жирными буквами над маленькими черными точками. Это показалось ему тем более приличным, что он в них абсолютно ничего не понимал. Но после праздничного ужина сын торжественно разложил ноты на инструменте, и «Эрар» помог ему добиться восторженного успеха в кругу семьи.

Случай – а в то время это называлось Провидением – устроил так, что вариации эти оказались не такими уж плохими и получили некоторый успех в свете. Наш молодой человек поимел от этого одни лишь неприятности, с которыми он мог справиться сам, и, изобретя некоторое количество восьмых, двойных восьмых и тройных восьмых, что на неопытных людей производило сильное действие, а посему очень понравилось слабым ученикам, быстро исчерпал себя.