Салават Юлаев

— Салават какой сотник? Какой он начальник?! Он беглых держит!.. — взбешённый, кричал Бухаир. — Если ты, старшина, сам идти на войну боишься, уж лучше я сотником стану.

— Моё слово твёрдо, парень, — отрезал Юлай. — Когда Салават захочет, он может тебя переводчиком взять под начало. Я тебя отпущу, Бухаир…

Юлай, не слушая больше писаря, подошёл к солдатам. Вокруг них собралась большая толпа башкир. Бишбармак был готов, и женщины начали раскладывать мясо в широкие деревянные чашки.

Башкир, понимавших по-русски, было немного, и солдаты разговаривали знаками, объясняя своё семейное положение столпившимся возле них башкирам. Тут были и молодые парни, которым завтра предстояло идти в поход, и старики, их отцы.

Встревоженные слухами о предстоящем военном походе, жены и матери тоже собрались со всего кочевья в женский кош старшинской кочёвки; самые важные из них были приняты в особом коше белого войлока, принадлежавшем первой жене Юлая, матери Салавата.

Видя, что все уже собрались по его приглашению, старшина, прежде чем приступить к трапезе, обратился ко всем гостям.

— Аксакалы, жягеты! — сказал он. — На государыню мать-царицу — беда: беглый казак Пугач её обижает — царём себя объявил. Царица-мать призывает башкир на помощь. Когда мать помогать зовёт, дети сами всякое дело бросают — на помощь бегут. Нас мать зовёт, дети. Сам я стар. Сын Салават за меня поведёт. Удалец удальцов поведёт. Только весть услыхал — кольчугу надел, лук и стрелы взял, сукмар у седла, пика у стремени. Иди сюда, сын, — подозвал старшина.

Салават подошёл, не зная ещё, что хочет сделать отец.

— Вот тебе моя сабля, — сказал Юлай и, сняв с себя саблю, прикрепил её к поясу Салавата. — Вот плётка моя, с ней я в прусской войне воевал, много чужой земли на коне проехал, — сказал Юлай, прицепив к поясу Салавата плётку. — А вот медаль моя. Мне её бабушка Лизавет-царица дала, — заключил старик, отколов и медаль со своей груди. — Не осрами её, парень: смело сражайся.

Салават вынул саблю из ножен, поцеловал клинок.

— Твоя сабля, атай, всегда будет рубиться только за правду, — сказал он торжественно.

* * *

Ночь проскользнула быстро. Уже на рассвете Салават чистил сбрую, он ходил одетым в кольчугу, и ему нравилось чувствовать её тяжесть.

— Вот уже и чужой Салават, — говорила Амина. — Голову приложишь к груди, а грудь чужая — железная.

— Железо лучше сохранит твоего Салавата, — успокаивал он её.

Салават ласково болтал с Аминой, пока у коша не раздался топот коней.

— Кинзя приехал. Прощай, Амина. Прощай, не плачь, Амина! — Салават обнял её.

Быстро он доехал вместе с Кинзей до коша Юлая. Перед кошем уже толпились всадники.

Салават пришпорил аргамака и выехал вперёд. Зелёная шапка, опушённая соболем, красовалась на его голове, чуть сдвинутая на затылок. Юлай стоял у входа. Многие женщины, пришедшие провожать сыновей, плакали. Сыновья старались быть веселей.

— Все как один. Вот каких солдат дали царице шайтан-кудеи, гляди, капрал! — говорил Юлай.

Писарь стал выкликать отправляющихся в поход, и те, кого называл он, громче, чем нужно, отзывались.

— Салах Рамазан-углы! — кричал писарь.

— Бар![13] — отвечали из толпы.

— Сафар Зайнулла-углы!

— Бар!

— Ахмет Магометзян-углы!

— Шунда![14]

Когда все были перечтены и оказались налицо, писарь доложил, что все собрались.

Юлай сказал:

— С богом!

— Аллах сохранит вас! — громко произнёс мулла.

— Хош! — крикнул Салават.

— Хош! Хош! — стали перекликаться всадники с толпой.

Послышался плач в толпе женщин.

Салават выпрямился в седле и натянул удила.

— Айда! — лихо воскликнул он и тронул коня.

— Айда! — грянула вся ватага, и сотня коней пустилась вперёд не спеша, потому что сзади гнали гурт молодых баранов, взятых с собой в пищу.

Солнце скрылось уже за горами, и сумерки выступали из-за камней и из травы, а отряд неустанно ехал вперёд.

Поднималась луна и сзади бросала тени под ноги коней. Впереди встала тёмная туча, закрывшая половину горизонта.

— Под дождь едем. Пора ночевать! — крикнул кто-то сзади.

Салават поглядел на небо.

— Пристанем у Сюмских пещер, — сказал он. — Теперь близко.

Вдруг он заметил белую полосу в небе, белый столб справа от себя, почти у самого края тучи, и такой же белый светящийся столб слева. «Что бы это такое было?» — подумал он и снова взглянул — и уже два столба выросли, соединились, срослись в дугу желтоватого и синеватого цветов. Радуга!

Салават обернулся назад, к воинам.

— Радуга! — крикнул он. — Радуга — мост к победе! — И он протянул руку по направлению к «мосту».

Он знал, к какой победе ведёт этот мост, знал, что делать и куда ехать, но эта сотня юнцов, посланных с ним на помощь царице, — что знала она?!

Всадники изумлённо глядели на радугу. Ночная радуга! Как-то никому из них за восемнадцать и двадцать лет жизни не пришлось видеть её никогда, и все они приняли её за предзнаменование, доброе или злое — кто знает! Первым назвал её добрым знамением Салават, и все поверили, хотя никто не знал, о какой победе он думал…