Салават Юлаев

— Салам-алейкум, старшина! — дружелюбно приветствовал капрал.

— Здравия желаю, капрал! Здорово, солдаты! — молодецки выкрикнул по-русски Юлай и протянул руку капралу. — Я сам, ведь сказать, капрал, как и ты. В поход гулял много… В чужой стороне гулял. Прусский царь Фридкагонял!

— Ещё раз, коли так, здоров, камрат! — весело воскликнул капрал, второй раз пожав руку Юлая.

— Ещё раз здоров, камрат! — отозвался Юлай. — Ну, какой там бакет притащил?

— Держи бакет. Прочтёшь — сам узнаешь.

Юлай принял пакет, почтительно поглядел на красные сургучные печати, надорвал край и подал писарю.

— Читай-ка…

— «С получением сего указа тотчас, немедля, надлежит тебе, старшине Юлаю, собрать своего юрта лучших жигитов сотню, одвуконь, в сёдлах с сайдаками, стрелы да пиками…» — читал Бухаир. — А много ведь будет сотню, — сказал он капралу, прервав чтение. — Мы и так ведь злодея поймаем: недалеко искать-то — все знают! Гляди-ка, начальник капрал, что я нашёл…

Бухаир сунул руку за пазуху и торжествующе вынул кандалы с распиленными наручниками.

— Наверно, недалеко ушёл вор! — сказал он.

У Юлая стеснило дыхание. Как ни раздражал его Салават своим упорством в выдаче русского беглеца, он надеялся, что тот сам уберётся с кочёвки. Предательство писаря ставило под угрозу не только Салавата, но и его, старшину, чей сын оказался укрывателем беглеца. Юлай силился что-то сказать, но слова не шли в голову. Он вдруг вспотел от волнения.

— Раз цепи ведь снять изловчился, теперь его где поймаешь! Теперь не поймать!.. — пробормотал старшина.

— Я знаю, в какой стороне искать! Вон там! — указав в сторону Салаватова коша, злорадно сказал писарь. — Никуда не уйдёт!

— Плохой ты, писарь, угадчик! — с насмешкой прервал капрал. — Какое нам дело, что ты железки нашёл! Кто потерял, тому, знать, ненадобны больше! А ты нашёл — твоё счастье: надень на себя да носи!.. Читай-кося лучше бумагу!

— «…с сайдаками, стрелы да пиками, и привести тех сто жигитов самолично к ратной её величества государыни службе на Стерлитамакскую пристань, к его высокоблагородию асессору Богданову…»

— Вот и опять, старшина, воевать пойдёшь! — весело воскликнул капрал.

— Нам воевать ведь не ново дело! Начальство велит — и пойдём, да с кем воевать-то? — спросил Юлай, у которого отлегло от сердца. — Всю, что ли, писарь, бумагу читал?

— «…асессору Богданову, — продолжал Бухаир, — против бунтовщика и вора, беглого донского казака Емельки Пугачёва, который предерзко, приняв на себя лжесамозванное именование покойного императора Петра Третьего Фёдоровича, возмущает толпы воровского сброда против законной государыни нашей божьей милостью императрицы Екатерины Алексеевны…»

— С немцами воевал ведь, значит, а нынче как — с русскими воевать, выходит?! — в недоумении развёл руками Юлай.

— Что врёшь? — строго одёрнул капрал. — На воров зовут — не на русских!

— «Памятую твою, старшины Юлая, воинскую службу и милостивое награждение тебя медалью, настрого указую вести свою сотню без проволочки…» — продолжал читать Бухаир.

— Мы службу ведь знаем! — тронув свою медаль и выпятив грудь, гордо сказал Юлай.

— «…а старшинство твоё и юртовую печать препоручить, до возвращения твоего, юртовому писарю… — Бухаир остановился, словно не веря своим глазам, ещё раз всмотрелся в бумагу и с гордым самодовольством внятно прочёл: — юртовому писарю Бухаиру Рысабаеву…»

Захлебнувшись восторгом, писарь смотрел в бумагу. Буквы и строчки прыгали перед его глазами…

— «…писарю Бухаиру Рысабаеву!..» — ещё раз, громче прежнего прочёл он.

— Вся, что ли, бумага? — спросил Юлай. Он почувствовал, что Бухаир уже не покинет старшинства, если усядется надолго его заменять. Кровь бросилась в голову старшине… Но, может быть, там, в конце злосчастной бумаги, есть что-нибудь, что спасёт. Ведь бумаги начальства хитры. Часто в самом конце бывает такое, что все повернёт на другой лад. — Вся, что ли, бумага? — строго спросил он ещё раз писаря.

— Нет, ещё тут, — смущённый и сам откровенностью своего восторга, пробормотал Бухаир. — «А с тех, кто пойдёт с тобой в поход, по указу Исецкой провинциальной канцелярии лошадей на заводы не брать да с их отцов и братьев и с матерей и с жён та налога слагается ж…»

— Вот спасибо, капрал! Народ рад будет, значит! — с искренней радостью поклонился Юлай капралу, словно он сам написал бумагу. — Ладно, что лошадей-то слагают… Айда кумыс пить, капрал. Идём, что ли! — позвал старшина.

В большом казане уже варился отъевшийся жирный баран. Собаки с рычанием растаскивали в стороне его кишки. В двух женских кошах старшинской кочёвки хлопотали над лакомствами. Солдаты мирно составили ружья в козла, разнуздали своих лошадей и развалились возле костра перед кошем старшины, дымя табаком. Осеннее бледное солнце разогрело поляну над речкой, и всем были радостны прощальные тёплые лучи, которые оно посылало с холодеющего неба…