В эти месяцы жители городка, включая солдат, прилежно занимались поисками посторонних прибытков: мочили и дубили кожи, скупали мед, воск и шерсть, охотились по осенней тяге на птицу, ловили, солили рыбу... Сам господин асессор был любителем лошадей и овец, которых он за лето скупал у башкир, а к осени гнал на продажу в Уфу и в Самару. Обычно он сам выезжал со своим табуном лошадей в Уфу, где проводил время в отдыхе до первопутка, когда наступало зимнее оживление на пристани, - начинали возить паклю для конопатки судов, смолу, пеньковые и мочальные канаты, железо и медь с заводов и, наконец, тянулись обозы с солью. Тогда же приступали к зимним заготовкам леса для постройки судов.
Развлечением служили чиновникам медвежьи и волчьи облавы да карточная игра.
Раздосадованный невозможностью выехать с пристани, Богданов принял участие в общих осенних развлечениях: соревнуясь одна с другою, попадья и офицерские и приказчичьи жены варили пьяную медовую "кислушку", и каждый вечер в другом доме все собирались "пробовать" ее с вечера до утра - где с инбирем, где с корицей, где с мускатным орехом, с изюмом...
Шли осенние дожди, стояла грязь.
Высланные для набора "инородцев" команды не возвращались.
Асессор сначала считал всего лишь досадной помехой своему ежегодному отдыху появление самозванца и губернаторское поручение о приеме на пристань "инородческих" команд. Но вдруг он был ошарашен слухом о том, что Оренбург оказался в осаде от самозванца, а вслед за тем прискакал гонец с отчаянным письмом генерала Кара{202}, старого знакомого, с которым асессор не раз проводил ночь за карточным столом.
"Милостивый государь, Петр Степанович! - писал генерал асессору. Волею государыни назначен я к подавлению самозванца, для чего по редутам и крепостям Самарской линии набраны мною гарнизонные инвалиды. Двое из оных кавалеров пронзили меня любопытным признанием, что были в походах еще с государем Петром Великим. После сего не удивлюсь встретить таких, что с царем Иваном Васильевичем Грозным брали Казань{202}.
Его превосходительство господин губернатор Рейнсдорп{202} писал ко мне, что в помощь мне набирает инородцев. Что же, славное войско - спокон веков наяву и во сне только и мыслят о мятежах. Однако же крайность мою поймете, когда скажу, что молю Христом-богом и сих язычников ваших хоть сотен пять прислать поскорее. Промедление смерти подобно!"
И только теперь, прочитав письмо Кара, Богданов понял, что дело нешуточно, только теперь он почувствовал всю великую важность возложенного на него поручения.
На улицах городка и на площади перед управлением пристани скопилось несколько сотен иноплеменного войска.
За городком по берегам Ашкадара, Стерли и Белой паслись гурты овец, табуны коней, дымили костры, на которых воины варили себе пищу.
С улицы в канцелярию доносилось все время протяжное, назойливое татарское пение.
- Лейкин! - нетерпеливо окликнул асессор одного из своих писарей.
Тот готовно вскочил, чувствуя, что начальник сильно не в духе после вчерашней "пробы" кислушки у попадьи и после письма Кара.
- Насмерть ведь так изведут, окаянные! - страдальчески морщась и будто бы затыкая пальцами уши, сказал асессор. - Разгони-ка их всех из-под окон. Чего им на улице делать - по берегам места хватит.
- Нельзя их из улиц погнать, Петр Степаныч, - возразил поручик, сидевший за соседним столом. - Под каждым кустом вокруг пристани рыщут лазутчики самозванца.
- До сих пор, господин поручик, вы не доставили мне ни единого из лазутчиков.
- Неуловимы-с! - воскликнул поручик. - Команда охотников ищет в лесу неустанно уже третьи сутки.
- Что же они - как кузнечики скачут?! - насмешливо сказал Богданов. Он смягчился от собственной шутки. - Ну хоть петь замолчали бы, что ли! Уши ведь ломит! Ты, Лейкин, голубчик, иди укажи им не выть возле дома...
Писарь вышел.
- Словить бы хоть одного. Я бы тут его принародно всего на кусочки порезал, - проворчал асессор.
В тот же миг песня стала стихать, под окнами послышался шум толпы, какие-то восклицания, вопросы на чужом языке.
- Ваничка, заготовьте приказ всем инородческим сотням завтра с утра направиться... - асессор посмотрел в письмо генерала Кара и на висевшую на стене позади его кресла карту, - сюда вот, в Биккулову, к Кару, - сказал он. - Нечего им тут проедаться. Поименные списки всех инородцев в пакет, да и с богом! Да конвойных солдатиков отрядить - не разбежались бы по дороге, не дай бог...
- Вашскородь, пугачевский лазутчик! - выкрикнул от порога канцелярии второй писарь, входя с улицы.
Богданов живо вскочил.
- Где лазутчик? Откуда?
- Тептяри привели, вашскородь! Прикажете на допрос?
- Давай, давай поскорее, давай! - нетерпеливо отозвался асессор.
- Прикажете ножик и вилочку-с, Петр Степанович? - спросил поручик.
Богданов удивленно взглянул на него.
- К чему это ножик и вилочку?
- Лазутчика - на кусочки-с! - зубоскаля, сказал поручик.
- Ах вы, Ваничка, шалопай, шалопай, господин поручик!
В это время ввели связанного мужичонку. Солдат подталкивал его в спину.
- Иди, не кобенься, дура. Не к палачу - к господам офицерам, не бойся!