Салават Юлаев

- Аллах дал бы силу слабой руке старика. Аллах указал бы, что делать, ответил кузнец. - Я Салавата всегда ношу в сердце! Друга не видишь - можно о нем не думать, а враг неотмщенный всегда с тобой. Кровь Абдрахмана скулит у меня в ушах день и ночь...

- Господин благородье поручик, вот тот старик, у которого Салават убил сына, - сказал Бухаир с торжеством.

- Сына убил? - спросил офицер старика.

- Один сын был, - ответил старик. - Красивый был мальчик, правду любил, смелый был: с одним ножом ходил на медведя... Коран читал в четырнадцать лет...

Услышав голос проклявшего его кузнеца, Салават в первый раз поднял веки. Глаза их встретились.

- Вот тебе Салаватка, бабай. Признаешь? - спросил офицер.

- Бельмей, - ответил старик.

- Отвечай что надо. Узнал Салавата? - спросил Бухаир.

- Аллах поможет ответить что надо, - сказал Ахтамьян. И, глядя на него, Салават увидал в лице старика напряжение всего существа. Старик побелел, шагнул ближе, пристально уставился на лицо Салавата, потом опустил глаза и молчал.

- Бу Салават-ма? - нетерпеливо повторил Бухаир.

Ахтамьян глотнул воздуха, словно он задыхался, и громко, неожиданно молодо, твердо сказал:

- Не знаю этого человека. Это не Салават.

- Ума ты лишился?! О смерти сына забыл?! Сына предал ты, старый кабан, и на могилу его нагадил! Аллах тебя не простит! - закричал Бухаир.

- Аллах видит все. Ты обманщик. Здесь нет Салавата! - еще тверже сказал старик.

Бухаир схватил его за ворот и в злобе начал трясти.

- Признавай! Признавай! Признавай Салаватку!.. - исступленно твердил Бухаир.

- Убрать старика! - скомандовал офицер. Он сам, распаленный гневом, схватил писаря, встряхнул его и стал колотить головой об стену. - Ты так?! Пятьсот рублей тебе?! Деньги не малы пятьсот рублей! Пятьсот рублей деньги! Я за пятьсот рублей сам!.. Старшиной хочешь быть?! Старшиной?! Старшиной, пес поганый?!

- Господин офицер... Господин офицер, благородье! Вели старика пытать... Все врут, воры... Я правду сказал... - бормотал Бухаир.

- Ты мне нарочно другого подсунул! По ложному следу солдат повел, идол! Ты хотел Салаватке дать время подальше бежать?! - кричал поручик.

- Вели бить плетьми старика, уши резать! - твердил Бухаир.

- Самому тебе уши срежу! Признавайся сейчас, зачем меня обманул! Палача сюда, живо! - распорядился поручик.

Бухаир упал на колени.

- Господин благородье, послушай. Всю правду скажу. Я солдат посылал к нему в дом. Он думал - жена пустила солдат. Он кинжалом ударил мою сестру... Она в моем доме лежит. Вели сюда принести ее. Пусть она скажет сама... Как увидит его, так заплачет и скажет...

- Жива! Амина! Жива?! Я ее не убил?! - в радостном возбуждении вскричал Салават, вскочив со скамьи.

Бухаир отпрянул от Салавата.

Писарь и офицер оба остолбенело, непонимающе поглядели друг другу в глаза, и вдруг Бухаир разразился злобным и торжествующим смехом и вытянул палец, указывая в лицо Салавата и пятясь к дверям.

- Сам выдал себя, Салаватка! Сам сказал! Сам сказал!.. - вопил Бухаир в радостном исступлении.

Солдат в это время ввел связанного Мурата, брата Гульбазир. Мальчик глядел бесстрашно и гордо.

Офицер, не поняв произнесенных по-башкирски слов Салавата, еще не вполне убедился в том, что Бухаир оказался прав. Он хотел достоверного подтверждения и накинулся на Мурата.

- Признаешь Салавата, мальчишка?! - спросил он.

Мурат презрительно вздернул голову и отвернулся.

В то же время вошел вызванный офицером палач.

- Звали, ваше благородье? - спросил он.

- Возьми мальчишку пытать, - приказал поручик. Салават ожидал, что станут пытать его самого, что станут пытать Бухаира. При этом нашел бы он радость и в самых муках. Но он не мог им позволить пытать отважного юношу, брата красивой и любящей Гульбазир.

- Стой, поручик! Не надо пытать. Я сам скажу тебе. Ты ищешь царского бригадира. Я бригадир Салават, - твердо сказал он.

Офицер повернулся к солдатам, словно в боязни, что признание может рассеяться, что все окажется сном.

- Колодки! - выкрикнул он визгливым и тонким голосом.

Солдат распахнул дверь и выскочил в сени. Там слышался громкий голос, какие-то препирательства.

- Что там, Седельников? - громко спросил поручик.

- Мать Салаватки рвется. Пустите-де, слышала - сына ее изловили.

- Впусти, - приказал офицер, в жажде нового, последнего подтверждения.

Высокая женщина, по обычаю прикрывая лицо платком, вошла в избу. Салават взглянул на нее. Слишком тонок и прям был ее стан - это была не мать. Салават замер. Крик удивления застыл у него в горле... Женщина шагнула не к Салавату, а к Бухаиру. Писарь попятился от нее, трусливо прижался к стене, и никто не успел понять, что случилось, когда Бухаир с глухим стоном сел на пол, свалился на бок и захрипел.

- Зарезала! - выкрикнул первым палач. - Ай да баба!

Все были изумлены, и никто не схватил Гульбазир, которая не скрывала больше лица за платком.

- Хош! Салават! - выкрикнула она и бросилась вон.

- Хош! - крикнул ей Салават.

Офицер ринулся за ней, но связанный Мурат бросился под ноги офицеру и сбил его с ног.

- Бабу держи! - закричал поручик.

На улице слышались крики погони...