Салават прискакал к старику на пасеку. Избитый солдатами пасечник, казалось, постарел еще больше, но глаза его радостно сияли. Он только что покормил мальчишку козьим парным молоком и разговаривал с ним, словно тот мог что-то понять:
- Глядишь, Салават-углы, смотришь на старого деда?! Атай придет скоро. Новую мамку даст. Погоди, придет. Что моргаешь? Молчишь? А когда не нужно было - кричал, на отца накликал беду, на старого деда беду... Эй ты, воробейка! Чего засопел? Сыт, значит, спать захотел?.. Ну, спи, коли так...
Напасите, пчелки, меду,
Меду полную колоду,
Я вам дыму напущу,
Внука медом угощу...
- Поешь, бабай? - окликнул его Салават.
Мысль об изменнице Амине терзала его, но при виде сына он все-таки улыбнулся.
- Тише, спит! - остерег старик.
И оба они, старый и молодой, молча стояли над спящим младенцем, сдерживая дыхание, словно самый слабый вздох мог нарушить безмятежность его сна.
- Твоя жена примет его, Салават? - чуть слышным шепотом спросил старый пасечник.
- Она хотела меня предать в руки врагов. Я убил ее, - сказал Салават, и в голосе его послышалась скорбь...
Старик только тут увидел мрачную тень на его лице.
- Велик аллах! Изменник всегда получает возмездие. Не сокрушайся о ней. Твоею рукой покарал ее бог. Куда же ты денешь сына?
- Я отвезу его к другу Клыч-Нуру, к урман-кудейцам, - сказал Салават.
Старик промышлял на горностаев и соболей. Из собольих и горностаевых шкурок он сам сшил теплое одеяло и завернул в него мальчика. Салават пустился с ним в путь...
- Воспитай его башкирином, - сказал Салават Клыч-Нуру. - Пусть будет батыром не хуже отца.
- Моя жена кормит сына грудью. Хватит у нее молока на двух братьев, сказал Клыч-Нур, - а все то, что нужно, чтобы сын твой вырос батыром, ты вложил в него сам... А ты куда же? - спросил Клыч-Нур.
- Мне не стало здесь места. Надену лыжи - да в степи. Летом приду назад и кликну к народу клич...
- Опять на войну? Народ устал от войны, - возразил Клыч-Нур. - Разве мало мы пролили крови?!
- Кровь, пролитая бесплодно, заливает меня. Я захлебнусь в ней, и после смерти душа моя будет вечно захлебываться в крови, если я не завоюю свободы для всех. Наш народ будет вольным, - уверенно сказал Салават. - Я вернусь и снова всех призову к оружию...
Простившись с другом и с маленьким сыном, Салават возвращался в родные края. Здесь ждали его в камнях пятьдесят жягетов. Кто знает, кем и когда были сложены в круг громадные камни, которых не сдвинула бы с места и сотня людей. В незапамятные времена сама природа построила эту крепость. Салаватовы воины вырыли здесь землянки и отсюда выезжали в набеги на солдатские команды. Здесь было у них довольно пороху и свинца, здесь было у них вдоволь мяса, муки и сыру. Можно было бы тут зимовать, но выпавший снег мог выдать врагам следы воинов. Салават совсем не вернулся бы к своим удальцам, он ушел бы в степь через земли бурзян и катайцев, но он не хотел оставить в тревоге Кинзю.
Снег лежал всюду белою пеленой. Каждого всадника было издалека видно до поздних сумерек, и Салават возвращался медленно, таясь от солдатских разъездов и от случайных встречных, которые могли предать его в руки врагов. Теперь, когда не стало царя и война утихла, когда солдаты, врываясь в деревни, хватали и виноватых и невиновных, - мало ли было слабых людей, которые выдачей Салавата захотели бы заслужить прощение себе и избавление от наказания своим ближним.
"Верные" баи, купцы, которые и раньше не хотели войны, давно бы выдали всех пугачевцев. Они боялись лишь Салавата, потому что он карал за предательство смертью. Но кто покарает их, если будет схвачен по их указанию сам Салават?!
Кинзя радостно встретил возвратившегося друга.
- Я боялся, что ты попал на команду. Всюду вокруг солдаты! - сказал Кинзя. - Пора менять место. Я знаю в горах пещеру, мы там сможем держаться всю зиму. Давай уходить, пока сюда не пришли солдаты.
Салават в это время смотрел меж камней.
- Поздно идти в горы, Кинзя, - ответил он. - Бухаирка проведал. Он купит свободу ценой нашей жизни.
Острый взор Салавата узнал Бухаира в едва заметном вдали всаднике.
- Убьем его, - предложил Кинзя.
- Прежде нужно узнать, с чем он едет, - возразил Салават.
Всадник приблизился к крепости Салавата.
- Гей! - крикнул издалека Бухаир. - Кто там, люди! Слушайте доброе слово!
- Я здесь. Что тебе надо? - откликнулся Салават, выйдя к нему из-за камня.
- Тебя-то и нужно. Офицер-поручик велел сказать, чтобы ты пришел сам, подобру. А если ты сам побоишься, то жягетам твоим приказал связать тебя и выдать начальству. Не то он вас всех перебьет и нашу деревню сожжет. Меня старики прислали к тебе. Говорят, что ты храбрый жягет, не захочешь губить деревню и сам к офицеру придешь.
- Старики из ума, что ли, выжили? - спросил Салават. - В какой это сказке батыры сами ходили в руки врагов? Пусть твой офицер меня прежде поймает.
- Я так и сказал старикам, что тебе своя шкура дороже деревни. Они не поверили мне! Я сам не хотел к тебе ехать, - откликнулся Бухаир. - Все равно не уйдешь - повсюду вокруг солдаты!